Поэт и Русалка

Загадки Пушкин любил — не только по долгу службы — а сейчас перед ним была несомненная загадка: совсем молодой человек, переплывший океан, по виду из общества, получивший образование и воспитание, в деньгах вроде бы не стесненный — и в то же время старательно скрывающий что-то, причем непонятно что… Бежит от кредиторов? Совершил по ту сторону океана какой-то серьезный проступок и теперь скрывается? Романтическая любовная история? Еще что-то? Он пока что не мог определить. В одном был уверен: молодой американец напоминал шкатулку с потайными ящичками, что были в большой моде в прошлом столетии, да и сейчас из употребления не вышли.

Вот только не было времени заниматься посторонними загадками.

Тем более что на пороге буфетной появился Тимоша в самом достоверном своем облике вымуштрованного лакея и оглядывал публику с искренним нетерпением…

— Я вижу своего слугу, — сказал Пушкин. — Мне пора. Любопытно было бы с вами встретиться еще раз. Где вы остановились?

— В трактире Демута, — сказал молодой человек. — Спросите Эдгара Аллана По.

— Очень приятно, — сказал Пушкин. — Александр Пушкин, поэт и скромный чиновник… Рад был знакомству. И позвольте на правах старого здешнего жителя дать вам совет: осмотрительнее выбирайте карточных партнеров….

Он раскланялся и вышел вслед за Тимошей, неторопливо спустился по лестнице. Едва они очутились на улице, Тимоша радостно доложил:

— Отыскал я вам персюка, Александр Сергеич! Интересный персюк, не сойти мне с этого места. В «Лондоне» обитает. То есть, обитал до недавнего времени, а сегодня, изволите ли видеть, ни с того ни с сего…

— Подожди, душа моя, — сказал Пушкин. — Давай по порядку…

Глава XX ПЕРСТЕНЬ ИЗ ПРОШЛОГО

Гостиницу «Город Лондон» на углу Невского и Большой Морской Пушкин, как истый петербуржец, знал прекрасно, а потому, не нуждаясь в проводниках, поднялся на третий этаж, прошел по тихому коридору и постучал набалдашником тяжелой трости в дверь нужного ему нумера.

Длительное время ничего не происходило, потом послышались неторопливые шаги, и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели можно было рассмотреть нездешнюю физиономию, украшенную усами и бородой (опять-таки нездешнего фасона), а также, в соответствии с природой, парой иссиня-черных глаз, исполненных подозрительности и нелюбезности.

Физиономия пробормотала что-то, кажется, не имевшее смысла ни на одном языке, продолжая таращиться нелюбезно и проявляя явные поползновения захлопнуть дверь перед носом нежданного визитера.

— Мне угодно видеть мирзу Фируза, — сказал Пушкин спокойно.

Снова бормотание.

Весело улыбаясь, Пушкин разыграл пантомиму: ткнул себя пальцем в грудь, потом показал уже двумя на свои глаза, изобразил шагающие ноги и сказал в завершение:

— Мирза Фируз…

— Не разумей москов… — проворчал бородатый цербер.

— Вот так так? — ухмыльнулся Пушкин. — Сдается мне, «мирза Фируз» — слова как раз не русские, а самые что ни на есть персидские…

Снова ворчание.

— Бросьте, душа моя, — сказал Пушкин с величайшим терпением. — Ну что это за опытный купеческий приказчик, пятый уж год ездящий в соседнюю страну со своим товаром, да так и не выучивший ее языка? За торговыми людьми такого не водится… Дошли до меня слухи, что вчера вы, любезнейший Ширали, на весьма даже неплохом русском языке с купцом Перфильевым изволили общаться в кофейне Вольфа и Беранже, свидетелей найти нетрудно, того же Перфильева взять…

— Что вам угодно? — неприязненно бросил перс.

— Ну вот, произошло чудо из «Тысячи и одной ночи», — сказал Пушкин, улыбаясь во весь рот. — Ваш русский язык волшебным образом исправился… Мне угодно незамедлительно видеть мирзу Фируза.

— Хозяин занят. Мы уезжаем, и много хлопот со сборами…

— Все в руках Аллаха, как выражаются у вас, — сказал Пушкин. — Вы, вполне может оказаться, и не уезжаете вовсе… Друг Ширали, вы, я уверен, владеете русским языком и знаете российский быт достаточно, чтобы знакомым быть с учреждением под названием «Третье отделение собственной его величества канцелярии»?

Судя по лицу перса, его знакомство с российским бытом достаточно далеко простиралось…

— Означенное учреждение я имею честь представлять сейчас, — сказал Пушкин уже без тени улыбки. — И побеседовать с вашим хозяином хочу не из любви к экзотическим странам, а по служебной необходимости. Можете меня не впускать… Но тогда не позднее чем через четверть часа появятся полицейские в мундирах и проведут почтенного Фируза к нам, чтобы именно там провести беседу… Нужны ли такие хлопоты почтенному купцу с репутацией? Вам решать…

К чести перса, он размышлял недолго. Угрюмо насупившись, открыл дверь достаточно широко и даже поклонился более-менее уважительно:

— Прошу вас. Я доложу мирзе…

Вернулся он из комнат, не проведя там и минуты, еще угрюмее, чем был. Распахнув дверь, склонился в поклоне, уже без единого слова.