Поэт и Русалка

Подвал был неузнаваем — повсюду груды кривых досок, остро пахнущих трухой, пыль неспешно оседает в бледных полосах света. Голем лежал перед ними, неподвижный, но даже теперь внушавший почтительное опасение.

— Бедняга Гаррах, — тихо сказал граф. — Он, конечно же, о чем-то договорился с итальянцем, заключил какую-то сделку… Получил некий секрет… И решил самонадеянно, что сможет управиться с чудищем. Ох уж мне эти ученые мужи…

Барон подобрал шарик и вертел его меж пальцев:

— Закорючки какие-то, на манер иероглифов…

— Позвольте-ка, — сказал граф.

Отобрал у него шарик, на боку которого и впрямь виднелась надпись из непонятных знаков, вынул из пальцев Пушкина пистолет, положил шарик на пол, в углубление меж двумя каменными плитами, присел на корточки и нанес рукояткой пистолета несколько точных, безжалостных ударов. Шарик хрустнул, распался на несколько кусков, которые граф старательно растер едва ли не в порошок подошвой башмака.

— Так, право же, будет лучше, — сказал он без выражения, выпрямляясь во весь рост. — Очень уж опасная игрушка.

Барон издал изумленный возглас, и все повернулись в ту сторону. Огромный глиняный истукан на глазах менял форму и очертания, он словно бы истаивал, рассыпаясь грудой серой пыли, растекавшейся во все стороны тяжелыми ручейками наподобие ртути. Прошло совсем немного времени, и он превратился в продолговатую груду, уже не имевшую ничего общего с подобием человеческой фигуры.

Пушкин усмехнулся через силу:

— Какое доказательство погибло…

— А разве мы собираемся что-то доказывать окружающим? — неимоверно уставшим голосом сказал граф. — У нас другие задачи: чтобы всего вот этого, — он небрежно указал на груду серой пыли, — стало как можно меньше… Я поздравляю вас, господа. Чудище исчезло, а мы все трое все еще живы.

— А это потому, что мы везучие, — ухмыльнулся барон.

Глава IX КАРЛОВ МОСТ НА ЗАКАТЕ

Закат, как всегда случается, разделил мир пополам. По одну сторону протянулись над рекой длинные тени моста и статуй, касавшиеся стен старинных домов, — и эти дома, ярко освещенные совсем низко опустившимся солнцем, казались невероятно красивее, чище, романтичнее, чем в реальной жизни. По другую сторону, собственно, ничего и не имелось — та половина мира словно бы исчезла в пламени, превратилась в пустое пространство, сплошь заполненное резавшим глаза тускло-золотым сиянием.

Барон, нетерпеливо прохаживаясь на их всегдашнем месте встреч, под статуей рыцаря в доспехах, выдернул из жилетного кармана часы и щелкнул крышкой. Сказал уныло:

— Опаздывает. На добрых четверть часа.

— Будем надеяться, что это-то как раз и есть хорошая новость, — сказал Пушкин терпеливо. — Что-то ему удалось узнать…

— Вашими молитвами… — с сомнением пожав плечами, отозвался барон. — Знаете, Александр, что меня больше всего бесит? У нас постоянно, как песок сквозь пальцы, ускальзывают люди, тайны, разгадки. Совершенно некого взять за глотку, легонечко притиснуть к стене и рявкнуть: «Говори, собака!»

— Алоизиус, — сказал Пушкин. — Вы до сих пор имели дело исключительно с одиночками, верно? Оборотень в лесах глухой провинции, деревенский колдун, ведьма, притаившаяся под личиной мирной владелицы кондитерской в крохотном городишке…

— Ну да. А у вас что, было иначе?

— Да нет, все совершенно точно так же. Просто… У нас сейчас совершенно другой оборот дела, Алоизиус. Мы впервые столкнулись не с одиночками, а с тем самым тайным обществом, о котором прежде ходили лишь смутные упоминания. Нечто чертовски древнее и, надо полагать, хитроумное, сильное, изворотливое. К нему так просто не подберешься…

— Тьфу ты! Вы верите в тамплиеров?

— Я не знаю, кто они, — сказал Пушкин задумчиво. — Тамплиеры или нет. Но теперь уже совершенно ясно, что они существуют. И за пару дней успеха не добьешься…

— Да все я понимаю, — сказал барон сердито. — Умом. А вот чувства бунтуют. Душа просит немедленно учинить что-нибудь результативное — с погонями, ловлей виновника и вышибанием из него правды… Я же предлагал, чтобы отправили капитана Касселя, — он на трех языках может свободно изъясняться, книги читает каждый день, науками интересуется. Но полковник послал меня, сказал, что книг там все равно читать не придется… и ведь как в воду смотрел! Вы, кстати, тоже, не отрицайте, ни единой книжки не прочли.

— Ну, отчего же.

— Все равно, следовало бы ехать Касселю, он поднаторел в разгадывании головоломок сугубо умственным путем. А с меня взятки гладки — гусар он и есть гусар, мозгами шевелить не привык…

— Не переживайте, — сказал Пушкин. — Вчера вы нас спасли не раздумьями, а как раз шпагой.

— Скучно, черт побери! — совсем по-детски сказал барон. — И граф куда-то запропастился… — Он заложил руки за спину, задрал голову и уставился на рыцаря в полном вооружении, одной рукой опиравшегося на щит, а другой взметнувшего длинный меч. — Ишь, чванится… А это, случаем, не тамплиер? Доспехи-то старинные, как раз времен крестовых походов… В Праге с ее извечным чернокнижием станется тамплиера посреди города на мост водрузить…