Поэт, или Охота на призрака

В конце концов мне удалось накропать четыре страницы отрывочных сведений, после чего я раздумывал над ними около часа. Мои умственные усилия вылились в шесть коротеньких строчек – вопросов, на которые нужно было найти ответы. Попутно я обнаружил одно любопытное обстоятельство: все зависит от точки зрения. Полиция, уверенная, в отличие от меня, в том, что произошло самоубийство, попросту не обратила внимания на некоторые детали. Хорошо зная Шона, копы решили, что дело Терезы Лофтон оказалось для него непосильным грузом. Люди, которые осматривали место происшествия и вели следствие, навидались за свою карьеру всякого, а потому думали, что понимают, почему мой брат решил наложить на себя руки; небось у них и самих мелькали порой подобные мысли. Главная ошибка копов заключалась в том, что они изначально не сомневались в суициде. Но стоило лишь пройтись по обстоятельствам смерти Шона скептическим оком, как мне сразу бросилось в глаза все, что пропустили они.

Итак, я сидел за рабочим столом и в задумчивости изучал свои записи. Вот какие моменты меня заинтересовали.

Пенна: его руки?

Сколько времени прошло потом?

Векслер, Скалари – машина?

Обогреватель?

Замок?

Рили: перчатки Шона?

Рили можно было позвонить прямо сейчас. Я набрал номер и, когда после шести гудков никто не подошел, собирался уже положить трубку на рычаг, но тут она наконец ответила.

– Рили? Это Джек. Как твои дела? Может быть, я выбрал неудачное время?

– А когда оно было удачным? – Голос ее звучал так, как будто она выпила.

– Хочешь, чтобы я заскочил? Могу прямо сейчас.

– Нет, Джек, не надо. Я в порядке. Просто у меня сегодня выдался тяжелый день. Грустный… один из многих. Никак не могу избавиться от тягостных мыслей.

– Я тоже думаю о Шоне, Рилси.

– Тогда почему тебя не было рядом с ним, когда он… Прости, я и сама не знаю, что несу.

Я некоторое время молчал.

– Трудно сказать, Рилси. Незадолго до этого мы вроде как поспорили, и я наговорил брату лишнего. А Шон… он тоже не остался в долгу. После той встречи мы некоторое время избегали друг друга. А потом… потом это произошло. Мы просто не успели восстановить наши отношения.

Мельком я подумал, что вот уже бог знает сколько времени я не называл невестку домашним прозвищем Рилси. Интересно, заметила она или нет?

– А из-за чего вы поспорили? Из-за той убитой девушки? Терезы Лофтон?

– Почему ты так думаешь? Шон тебе что-нибудь говорил?

– Нет, я просто предположила. Шон только о ней и думал, и мне показалось, что ты, возможно, тоже. Вот и все.

– Послушай, Рили, тебе лучше бы… Ты не должна зацикливаться на своем горе. Постарайся думать о чем-нибудь хорошем, отвлечься.

– Это будет нелегко.

Я чуть не раскололся и не сказал ей, что у меня есть нечто, что могло бы облегчить ее боль, но сдержался. Слишком рано.

– Я понимаю, Рили, и, поверь, мне очень жаль… Эх, если бы я только знал, как тебе помочь.

Мы долго молчали. На том конце провода не слышно было вообще никаких звуков. Ни музыки, ни включенного телевизора. Интересно, что Рили делает дома одна?

– Мне сегодня звонила мама. Это ты рассказала ей о том, что я собираюсь сделать?

– Да. Мне показалось, она имеет право знать.

Я замолчал, не находя слов, чтобы поддержать разговор.

– Так что ты хотел, Джек? – спросила наконец Рили, первой прервав затянувшуюся паузу.

– Хотел задать один вопрос. Возможно, он покажется тебе неуместным, но все-таки… Скажи, полицейские показывали тебе перчатки Шона? Или, может, они их не вернули?

– Перчатки?

– Да. Те, что он надел в тот день.

– Нет, я их не видела. Меня никто о них не спрашивал.

– А какие перчатки были у Шона?

– Кожаные. А почему тебя это интересует?

– Просто так. У меня тут возникли кое-какие идеи. Если это к чему-нибудь меня приведет, я расскажу тебе позже. Кстати, какого они были цвета? Черного?

– Да, черной кожи. Насколько я помню, внутри они были на меху.

Ее описание вполне соответствовало перчаткам, которые я видел на фотографиях с места происшествия. Однако это еще ничего не доказывало. Просто один из пунктов, которые следовало проверить. Звено в цепи.

Мы проговорили еще несколько минут, и я спросил, не хочет ли она развеяться и поужинать сегодня вечером, поскольку мне все равно нужно в Боулдер. Рили отказалась, и на этом мы расстались. Я беспокоился за нее и надеялся, что мой звонок – просто беседа с живым человеком – поможет ей немного приободриться и почувствовать себя не такой одинокой. В конце концов я решил, что в любом случае загляну к невестке, как только покончу с остальными делами.

Проезжая по улицам Боулдера, я поглядывал на тяжелые снеговые тучи, которые начинали скапливаться над плоскими вершинами Железной гряды. Мое детство прошло здесь, и я прекрасно знал, как мало времени может потребоваться облакам, чтобы спуститься вниз и засыпать городок снегом. Мне оставалось только надеяться, что в багажнике редакционного «темпо» найдется комплект цепей, хотя особо рассчитывать на это не приходилось.