Гостью явно угнетало, а не утешало наше с Ларисой молчание:
– Вы что, не считаете, что мы в ответе за все?! – дама смотрела на меня, и мне пришлось пожать плечами. Конечно, я мог бы повторить такую банальность, как всевселенская ответственность каждого человека, хотя именно я ни за что не отвечал.
Но проблема была не в том, что я – ни за что не отвечал, а в том, что те, кто за что-то отвечал, тоже ни за что не отвечали.– А ведь еще совсем недавно мы были самой духовной страной в мире!
Я посмотрел на своего президента. Президент стоял, потупившись, словно проштрафившийся школьник перед завучем. Лариса была очень умной женщиной и потому легко и достоверно изображала из себя дурочку.
Мне тоже пришлось помолчать, хотя бы потому, что рассказ о нашей вчерашней духовности, по-моему, не больше чем приятнейшая для России сплетня.Иногда молчание – единственная разумная часть конституционного права человека на выражение своего мнения.
– Тогда чем же вы здесь занимаетесь?! – гостья распалялась и поочередно смотрела то на меня, то на президента. При этом дама задавала свои вопросы как-то так, что это наводило на мысль – когда же человек откровеннее демонстрирует свою глупость: когда отвечает на вопросы или – когда их задает?
Очередь пожимать плечами дошла до Ларисы:
– Я, например, пишу стихи и песни…
– Хороших стихов написано много, а мир лучше не стал! – у нашей гостьи не только слова, но и взгляд был утверждающим; и тут уж пришлось вмешаться мне.
И защитить не стихи, а человечество:
– Стихи не изменили мир.
Но мир стал лучше, чем был до того, как хорошие стихи были написаны…– А вы не считаете, что пришло время новой культурной революции?!
– Не считаю, – ответил я.
– Почему?!
– Потому, что во время любых революций хуже всего бывает нормальным людям.– Да вы – какой-то консерватор, – сказала дама, и я понял, что хотя бы одну победу над ней мы с Ларисой одержали – заставили ее, хоть временно и чуть-чуть, говорить без восклицательных знаков.
– Нет, – сказал я, – я не консерватор.
– Кто же тогда консерватор, если не вы?
– Наверное, консерватор – тот, кто продолжает жать на кнопку дверного звонка на даже тогда, когда дверь ему давно открыли.По сути, я и не спорил с этой женщиной.
Ведь, в конце концов, каждый человек имеет право на свое мнение.
Просто очень часто выходило, что мнение у некоторых людей было таким, что мне было как-то неловко за обоих: и за мнение, и за человека.– Ну, тогда вы просто не любите родину, – дама говорила так серьезно, что была хороша уже тем, что с ней было смешно говорить о серьезных вещах. И даже слово: «родина» – у нее как-то на большую букву не вытягивало.
И потому мне, наверное, лучше всего было бы в очередной раз промолчать, но я не всегда поступаю так, как лучше.
Я сказал:
– Люблю. И, возможно, Родина меня тоже любит.
Просто наша взаимная любовь не равноценна.
– Это почему же? – даму наглядно удивляло то, что такая ясная и простая вещь, как любовь к родине, могла включать какие-нибудь нюансы.
То, что любовь к Родине, как и всякая любовь, только из нюансов и состоит, явно оказывалось выше ее понимания.
И эта дама откровенно не могла себе представить, что кто-то мог быть с ней не согласен.
Главная черта глупца – уверенность в том, что все люди такие же, как он.
А значит, согласны с ним.