А потом, после нескольких извивов мысли и блужданий по словам, был ее вопрос о моем ауросимволизме.
– …Ты, Лариса, – ответил я, своим вздохом изображая полную безысходность ситуации, – ничего не понимаешь в ауросимволизме потому, что ты – женщина, веками угнетаемая, по забитости своей не знающая иных забот, кроме поиска избы, в которую ты могла бы войти. При условии, конечно, что изба непременно окажется подожженной с четырех углов. И то только после того, как переостанавливаешь всех мчащихся во весь опор коней.
И ауросимволизм – явление для тебя непонятное потому, что он с судьбой не борется.
Ауросимволизм не воюет вообще ни с кем.
Потому что то, как выглядит событие, ауросимволизм заменяет представлением художника о том, как выглядит содержание этого события.
Ауросимволизм – это попытка заменить факт сущностью.
– И в чем же сущность факта? – спрашивают меня каждый раз, когда я начинаю говорить об ауросимволизме, символике для души, направлении в живописи, основателем которого, кстати, или некстати, являюсь я.
Впрочем, я являюсь и единственным его представителем.
И, видимо, буду являться до тех пор, пока люди не просто будут задавать этот вопрос:
– В чем же сущность факта? – но и научатся на него отвечать.
Возможно, не всегда правильно:
– В мечте.
– А это нужно? – президент клуба современного искусства редко прерывал меня, и если делал это, то только для того, чтобы задать какой-нибудь по-настоящему важный вопрос.
Но так как я никогда и ни в какой ситуации не знал, как ответить на вопрос женщины: «А это нужно?», и не вполне представляю себе мужчину, готового ответить женщине на этот вопрос во всех ситуациях, я просто продолжил свою мысль:
– Ауросимволизм – это не осознанная, а неосознанная внутренняя потребность.
Для того, у кого она есть.