Читаем Поэтессы Серебряного века (сборник) полностью

И до бед мне мало дела

Собственных… – Еда? Спанье?

Что до смертного мне тела?

Не мое, раз не твое.

Подруга

1

Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли!

И лучше – пусть!

Вы слишком многих, мнится, целовали,

Отсюда грусть.


Всех героинь шекспировских трагедий

Я вижу в Вас.

Вас, юная трагическая леди,

Никто не спас!


Вы так устали повторять любовный

Речитатив!

Чугунный обод на руке бескровной —

Красноречив!


Я Вас люблю. – Как грозовая туча

Над Вами – грех —

За то, что Вы язвительны и жгучи

И лучше всех,


За то, что мы, что наши жизни – разны

Во тьме дорог,

За Ваши вдохновенные соблазны

И темный рок,


За то, что Вам, мой демон крутолобый,

Скажу прости,

За то, что Вас – хоть разорвись над гробом!

Уж не спасти!


За эту дрожь, за то что – неужели

Мне снится сон? —

За эту ироническую прелесть,

Что Вы – не он.



2

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? – Чья победа? —

Кто побежден?


Всё передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?


Кто был охотник? – Кто – добыча?

Всe дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?


В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце – Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?


И все-таки – что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

3

Сегодня таяло, сегодня

Я простояла у окна.

Взгляд отрезвленней, грудь свободней,

Опять умиротворена.


Не знаю, почему. Должно быть,

Устала попросту душа,

И как-то не хотелось трогать

Мятежного карандаша.


Так простояла я – в тумане —

Далекая добру и злу,

Тихонько пальцем барабаня

По чуть звенящему стеклу.


Душой не лучше и не хуже,

Чем первый встречный – этот вот,

Чем перламутровые лужи,

Где расплескался небосвод,


Чем пролетающая птица

И попросту бегущий пес,

И даже нищая певица

Меня не довела до слез.


Забвенья милое искусство

Душой усвоено уже.

Какое-то большое чувство

Сегодня таяло в душе.

4

Вам одеваться было лень,

И было лень вставать из кресел.

– А каждый Ваш грядущий день

Моим весельем был бы весел.


Особенно смущало Вас

Идти так поздно в ночь и холод.

– А каждый Ваш грядущий час

Моим весельем был бы молод.


Вы это сделали без зла,

Невинно и непоправимо.

– Я Вашей юностью была,

Которая проходит мимо.

5

Сегодня, часу в восьмом,

Стремглав по Большой Лубянке,

Как пуля, как снежный ком,

Куда-то промчались санки.


Уже прозвеневший смех…

Я так и застыла взглядом:

Волос рыжеватый мех,

И кто-то высокий – рядом!


Вы были уже с другой,

С ней путь открывали санный,

С желанной и дорогой, —

Сильнее, чем я – желанной.


– Oh, je n'en puis plus, j'etouffe[2]

Вы крикнули во весь голос,

Размашисто запахнув

На ней меховую полость.


Мир – весел и вечер лих!

Из муфты летят покупки…

Так мчались Вы в снежный вихрь,

Взор к взору и шубка к шубке.


И был жесточайший бунт,

И снег осыпался бело.

Я около двух секунд —

Не более – вслед глядела.


И гладила длинный ворс

На шубке своей – без гнева.

Ваш маленький Кай замерз,

О Снежная Королева.



6

Ночью над кофейной гущей

Плачет, глядя на Восток.

Рот невинен и распущен,

Как чудовищный цветок.


Скоро месяц – юн и тонок —

Сменит алую зарю.

Сколько я тебе гребенок

И колечек подарю!


Юный месяц между веток

Никого не устерег.

Сколько подарю браслеток,

И цепочек, и серег!


Как из-под тяжелой гривы

Блещут яркие зрачки!

Спутники твои ревнивы? —

Кони кровные легки!

7

Как весело сиял снежинками

Ваш – серый, мой – соболий мех,

Как по рождественскому рынку мы

Искали ленты ярче всех.


Как розовыми и несладкими

Я вафлями объелась – шесть!

Как всеми рыжими лошадками

Я умилялась в Вашу честь.


Как рыжие поддевки-парусом,

Божась, сбывали нам тряпье,

Как на чудных московских барышень

Дивилось глупое бабье.


Как в час, когда народ расходится,

Мы нехотя вошли в собор,

Как на старинной Богородице

Вы приостановили взор.


Как этот лик с очами хмурыми

Был благостен и изможден

В киоте с круглыми амурами

Елисаветинских времен.


Как руку Вы мою оставили,

Сказав: «О, я ее хочу!»

С какою бережностью вставили

В подсвечник – желтую свечу…


– О, светская, с кольцом опаловым

Рука! – О, вся моя напасть! —

Как я икону обещала Вам

Сегодня ночью же украсть!


Как в монастырскую гостиницу

– Гул колокольный и закат —

Блаженные, как имянинницы,

Мы грянули, как полк солдат.


Как я Вам – хорошеть до старости —

Клялась – и просыпала соль,

Как трижды мне – Вы были в ярости!

Червонный выходил король.


Как голову мою сжимали Вы,

Лаская каждый завиток,

Как Вашей брошечки эмалевой

Мне губы холодил цветок.


Как я по Вашим узким пальчикам

Водила сонною щекой,

Как Вы меня дразнили мальчиком,

Как я Вам нравилась такой…

8

Свободно шея поднята,

Как молодой побег.

Кто скажет имя, кто – лета,

Кто – край ее, кто – век?


Извилина неярких губ

Капризна и слаба,

Но ослепителен уступ

Бетховенского лба.


До умилительности чист

Истаявший овал.

Рука, к которой шел бы хлыст,

И – в серебре – опал.


Рука, достойная смычка,

Ушедшая в шелка,

Неповторимая рука,

Прекрасная рука.

9

Ты проходишь своей дорогою,

руки твоей я не трогаю.

Но тоска во мне – слишком вечная,

Чтоб была ты мне – первой встречною.


Сердце сразу сказало: «Милая!»

Всe тебе – наугад – простила я,

Ничего не знав, – даже имени! —

О, люби меня, о, люби меня!


Вижу я по губам – извилиной,

По надменности их усиленной,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия