Поэтессы Серебряного века (сборник)

Не думаю, не жалуюсь, не спорю.

Не сплю.

Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,

Ни к кораблю.

Не чувствую, как в этих стенах жарко,

Как зелено в саду.

Давно желанного и жданного подарка

Не жду.

Не радуют ни утро, ни трамвая

Звенящий бег.

Живу, не видя дня, позабывая

Число и век.

На, кажется, надрезанном канате

Я – маленький плясун.

Я – тень от чьей-то тени. Я – лунатик

Двух темных лун.

Я с вызовом ношу его кольцо!.

С. Э.

Я с вызовом ношу его кольцо!

– Да, в Вечности – жена, не на бумаге. —

Его чрезмерно узкое лицо

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно-великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.

Его глаза – прекрасно-бесполезны! —

Под крыльями раскинутых бровей —

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,

– Всем вам, кто жил и умирал без страху! —

Такие – в роковые времена —

Слагают стансы – и идут на плаху.

День угасший…

День угасший

Нам порознь нынче гас.

Это жестокий час —

Для Вас же.

Время – совье,

Пусть птенчика прячет мать.

Рано Вам начинать

С любовью.

Помню первый

Ваш шаг в мой недобрый дом,

С пряничным петухом

И вербой.

Отрок чахлый,

Вы жимолостью в лесах,

Облаком в небесах —

Вы пахли!

На коленях

Снищу ли прощенья за

Слезы в твоих глазах

Оленьих.

Милый сверстник,

Еще в Вас душа – жива!

Я же люблю слова

И перстни.

Лежат они, написанные наспех…

Лежат они, написанные наспех,

Тяжелые от горечи и нег.

Между любовью и любовью распят

Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век

И слышу я, что где-то в мире – грозы,

Что амазонок копья блещут вновь.

– А я пера не удержу! – Две розы

Сердечную мне высосали кровь.

Безумье – и благоразумье…

Безумье – и благоразумье,

Позор – и честь,

Всё, что наводит на раздумье,

Всё слишком есть —

Во мне. – Все каторжные страсти

Свились в одну! —

Так в волосах моих – все масти

Ведут войну!

Я знаю весь любовный шепот,

– Ах, наизусть! —

– Мой двадцатидвухлетний опыт —

Сплошная грусть!

Но облик мой – невинно розов,

– Что ни скажи! —

Я виртуоз из виртуозов

В искусстве лжи.

В ней, запускаемой как мячик

– Ловимый вновь! —

Моих прабабушек-полячек

Сказалась кровь.

Лгу оттого, что по кладбищам

Трава растет,

Лгу оттого, что по кладбищам

Метель метет…

От скрипки – от автомобиля —

Шелков, огня…

От пытки, что не все любили

Одну меня!

От боли, что не я – невеста

У жениха…

От жеста и стиха – для жеста

И для стиха!

От нежного боа на шее…

И как могу

Не лгать, – раз голос мой нежнее,

Когда я лгу…

Мне нравится, что Вы больны не мной …

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной —

Распущенной – и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не

Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе…

Что никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой

За то, что Вы меня – не зная сами! —

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,

За солнце, не у нас над головами, —

За то, что Вы больны – увы! – не мной,

За то, что я больна – увы! – не Вами!

Два солнца стынут, – о Господи, пощади!.

Два солнца стынут, – о Господи, пощади! —

Одно – на небе, другое – в моей груди.

Как эти солнца, – прощу ли себе сама? —

Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут – не больно от их лучей!

И то остынет первым, что горячей.

Цыганская страсть разлуки!

Цыганская страсть разлуки!

Чуть встретишь – уж рвешься прочь!

Я лоб уронила в руки

И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь,

Не понял до глубины,

Как мы вероломны, то есть —

Как сами себе верны.

Анне Ахматовой

Узкий, нерусский стан —

Над фолиантами.

Шаль из турецких стран

Пала, как мантия.

Вас передашь одной

Ломаной черной линией.

Холод – в весельи, зной —

В Вашем унынии.

Вся Ваша жизнь – озноб,

И завершится – чем она?

Облачный – темен – лоб

Юного демона.

Каждого из земных

Вам заиграть – безделица!

И безоружный стих

В сердце нам целится.

В утренний сонный час,

– Кажется, четверть пятого, —

Я полюбила Вас,

Анна Ахматова.

Голоса с их игрой сулящей …

Голоса с их игрой сулящей,

Взгляды яростной черноты,

Опаленные и палящие

Роковые рты —

О, я с Вами легко боролась!

Но, – что делаете со мной

Вы, насмешка в глазах, и в голосе

Холодок родной.

Цветок к груди приколот …

Цветок к груди приколот,

Кто приколол, – не помню.

Ненасытим мой голод

На грусть, на страсть, на смерть.

Виолончелью, скрипом

Дверей и звоном рюмок,

И лязгом шпор, и криком

Вечерних поездов,

Выстрелом на охоте

И бубенцами троек —

Зовете Вы, зовете

Нелюбленные мной!

Но есть еще услада:

Я жду того, кто первый

Поймет меня, как надо —

И выстрелит в упор.

В гибельном фолианте…

В гибельном фолианте

Нету соблазна для

Женщины. – Ars Amandi[1]