Поэтические воззрения славян на природу. Нечистая сила и народные праздники

Как производители неурожаев, голода и повальных болезней, упыри и ведьмы отождествлялись с поедучею Смертию и наравне с этою злобною богинею и другими демоническими существами (великанами, змеями и чертями) являются в народных сказаниях пожирающими человеческое мясо. Когда человек умирает, душа его увлекается в сообщество загробных духов, а тело делается снедью червей, тлеет и разрушается; отсюда родилось убеждение, что духи эти, призывая к себе смертных (= отымая у них жизнь), питаются их мясом. Manducus (оборотень, чудовище с большою пастью) Я. Гримм производит от mandere, manducare – есть, жевать; a masca (= larva, привидение, оборотень, личина), итал. maschera, сближает со словами macher, mascher и masticare (значение то же, что и глагола mandere). Ведьмам нередко давались названия larve, maske, и, начиная с индусов, у всех племен арийского происхождения они представляются жадными на человеческое мясо.

На Украине уверяют, будто упыри гоняются по ночам за путниками с громким возгласом: «Ой, мяса хочу, ой, мяса хочу!» По свидетельству народных преданий, колдуны являются по смерти в ночное время, бродят по деревне, морят и поедают живых людей. В одной сказке повествуется о мертвеце, который пришел на свадьбу, умертвил жениха и невесту, пожрал все приготовленные яства, вместе с посудою, ложками и ножами; а затем закричал: «Есть хочу! Голоден!» – и бросился было на солдата, но тот отделался от него благодаря осиновому полену и раздавшемуся крику петуха. Выше мы привели любопытное предание о человеке, ищущем бессмертия; оно известно в двух вариантах, и та роль, которую в одном варианте исполняет смерть, в другом приписывается ведьме: эта последняя пожирает людей и точит на них свои страшные зубы. И славяне, и немцы наделяют ведьм огромными зубами. По народным рассказам, когда умирает ведьма или «заклятая» царевна (= та, которою овладел нечистый дух), тело усопшей заключают в гроб, окованный железными обручами, выносят в церковь и заставляют кого-нибудь «отчитывать» ее[381]; ночью, ровно в двенадцать часов, вдруг подымается сильный вихрь, железные обручи лопаются с оглушительным треском, гробовая крышка спадает долой – и вслед за тем ведьма или заклятая царевна встает из гроба, летит по воздуху, бросается на испуганного чтеца и пожирает его – так, что к утру остаются от него одни голые кости. Только тот может избегнуть опасности, кто очертится круговою чертою и станет держать перед собой молот, это священное орудие бога-громовника. Рассказывают еще, что некогда, в старые годы, умер отчаянный безбожник; тело его вынесли в церковь и приказали дьячку читать над ним псалтырь. Этот догадался захватить с собой петуха. В полночь, когда мертвец встал из гроба, разинул пасть и устремился на свою жертву, дьячок стиснул петуха; петух издал обычный крик – и в ту же минуту мертвец повалился навзничь оцепенелым и неподвижным трупом (Харьков. губ.). Как глубоко запала в наших предков суеверная боязнь мертвецов, лучше всего свидетельствует любопытное послание царя Алексея Михайловича к знаменитому Никону о кончине патриарха Иосифа. Ввечеру, пишет царь, пошел я в соборную церковь проститься с покойником, «а над ним один священник говорит псалтырь, и тот… во всю голову кричит, а двери все отворил; и я почал ему говорить: для чего ты не по подобию говоришь? “Прости де, государь, страх нашел великой, а во утробе де, государь, у него святителя безмерно шумело… Часы де в отдачу вдруг взнесло живот у него государя (усопшего патриарха) и лицо в ту ж пору почало пухнуть: то-то де меня и страх взял! Я де чаял – ожил, для того де я и двери отворил, хотел бежать”. И меня прости, владыко святый! От его речей страх такой нашел, едва с ног не свалился; за се и при мне грыжа-то ходит прытко добре в животе, как есть у живого, да и мне прииде помышление такое от врага: побеги де ты вон, тотчас де тебя вскоча удавит… да поостоялся, так мне полегчело от страху».