Поэтические воззрения славян на природу. Нечистая сила и народные праздники

При царе Михайле Федоровиче в 1632 году была отправлена во Псков грамота с запрещением, под смертною казнию, покупать у литовцев хмель; потому что посланные за рубеж лазутчики объявили, что есть в Литве баба-ведунья и наговаривает она на хмель, вывозимый в русские города, с целию навести чрез то на Русь моровое поветрие[405]. В то же царствование 1625 года велено было выслать в Москву из Верхотурья протопопа Якова вместе с «воровским кореньем», так как во время обыска у него найдены были в коробье трава багрова, три кореня да «комок перхчеват бел», а в допросе он сам показал, что снадобья эти дал ему казак Степанко Козьи Ноги. Подобный же случай известен нам от XIV столетия, когда на берегах Вожи схвачен был поп, пробиравшийся из орды с мешком «злых и лютых зелий»; «истязавше много», отправили его в заточение на Лачь-озеро. В 1628 году по доносу архимандрита нижегородского Печерского монастыря и по указу патриаршему был розыск над дьячком Семейкою, который держал у себя «недобрые ересные» тетради да приговору несколько строк. Семейко показал, что тетради он поднял в одной каменной башне, а заговор дал ему стрелец и писан он «к борьбе» (т. е. на охрану в бою). По осмотру, тетради оказались гадательные, называемые «Рафли», по которым (как известно) ворожили во время судебных поединков («поля»). Тетради эти были сожжены, а дьячок сослан в монастырь, где велено было сковать его по ногам в железа и приставить к черным работам, а причастия не давать ему впредь до патриаршего разрешения, исключая только смертного часу. В 1660 году подана была челобитная на другого дьячка Ивана Харитонова в том, что он травы рвет, и коренья копает по лугам, и свадьбы отпущает, и жены с младенцами к нему часто приходят. При челобитной приложены в улику два заговора, писанные Харитоновым: один на заживление ран, а другой на умиление «сердца сердитых людей». Из этих данных следует заключить, что до начала XVIII столетия белое духовенство немного чем превосходило в умственном развитии другие классы общества и разделяло с ними одинаковые предрассудки. Статья о ложных книгах говорит: «Суть же между божественными писан(ь)ми ложная писания – насеяно от еретикъ на пакость невежам попом и дияконом: льстивые зборники сельские и худые маноканонцы (номоканонцы) по молитвеником – у сельских, у нерассудных попов, лживые молитвы, врачевал(ь)ные, о трясавицах и о нежитех и о недузех, и грамоты трясавскыя пишут на просфирах[406] и на яблоцех, болезти ради; все убо то невежди деют и держат у себя от отец и прадед, и в том безумнии гинут». В грамоте на основание Львовского братства (1586 г.) сказано: «А если бы был который поп чаровник или ворожбит книжный, или ворожку и волшебницу, або чаровницу при церкви держал, или в месте, или в селе, или бы сам до ворожек ходил или кого посылал… оповедати его епископу, да приметь суд по правилом святой отец». Здесь, конечно, указаны случаи – не только возможные, но и бывалые в жизни. Процессы о вынутых травах, кореньях, заговорных письмах и других волшебных снадобьях составляли в XVII веке весьма обыкновенное явление. В 1666 году послан был в Кирилло-Белозерский монастырь, на исправление, посадский человек Аничка Громников за то, что учился «заговорным словам» – с целию отомстить недружбу; велено было везти его скованным и бережно, а в монастыре держать под началом до государева указу. В тревожное время восстания Стеньки Разина известны два случая сожжения за чародейство (1671–1672 гг.). Когда Юрий Долгорукий двинулся с войском к Темникову, то жители вышли к нему навстречу с крестами и иконами, молили о прощении и выдали двух попов как главных заводчиков смуты и старицу, которая «войско себе сбирала и с ворами вместе воровала, да с нею же принесли воровские заговорные письма и коренья». Воевода приказал их пытать и огнем жечь, и «вор-старица в расспросе и с пытки сказалась: зовут ее Аленою, родиною де она города Арзамаса Выездные слободы крестьянская дочь и была замужем тое ж слободы за крестьянином, и как де муж ее умер – и она постриглась и была во многих местех на воровстве и людей портила; а в нынешнем 1671 году пришед она из Арзамаса в Темников и сбирала с собою на воровство многих людей… и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и его учила ведовству». Попов повесили, а «вора-старицу за ее воровство и с нею воровские письма и коренья» сожгли в срубе. Точно так же в Астрахани был заживо сожжен бунтовщик Кормушка Семенов – за то, что у него найдена тетрадка с заговорами. В 1674 году в Тотьме сожжена в срубе, при многочисленном стечении народа, женка Федосья, оговоренная в порче; перед самою казнию она заявила, что никого не портила, а поклепала себя при допросе, не стерпя пытки. Судебный розыск сопровождался в эту эпоху страшными истязаниями; жестокость пыток была такова, что, с одной стороны, она действительно вынуждала обвиняемых к оговариванию себя в небывалых преступлениях, а с другой, заставляла их прибегать к помощи чар и заклятий, дабы тело свое сделать нечувствительным к боли. Так, в 1648 году устюжанин Ивашка, прозвищем Солдат, когда во время розыска вынули у него из-под пяты какой-то камень, повинился, что сидел с ним в тюрьме разбойник Бубен и учил его ведовству – как от пытки оттерпеться; надо-де наговаривать на воск эти слова: «Небо лубяно и земля лубяна, и как в земле мертвые не слышат ничего, так бы имярек не слыхал жесточи и пытки!» В разрядной книге 1675 года записаны два кратких известия: одно – о Григории Косагове, на которого духовник его подал извет, будто он держит у себя еретические книги, и по тому извету царь приказал Косагова послать к патриарху для исследования и очной ставки с обвинителем; другое – о боярине князе Федоре Куракине, которому велено было не съезжать со своего двора до государева указу – за то, что он держал у себя в доме «ведомую вориху девку Феньку, слепую и ворожею»; самую Феньку, вместе с дворовыми людьми Куракина, велено было пытать жестокою пыткою комнатным боярам да дьяку тайных дел, и которых людей станет она оговаривать – тем давать с нею очные ставки и пытать их накрепко. В 1677 году приведен был в съезжую избу бобыль Олонецкого уезда Калинка Ортемьев, и вынуты у него из узлов: травы, коренье, табак, кость жженая с воском, змея и летучие мыши; а в расспросе и с пытки показал, что все эти снадобья дал ему коновал Симон-немчин. Велено было пытать его вторично и допрашивать с великим пристрастием и что он покажет – о том донести государю. Чем кончилось это дело, неизвестно. Другой подобный же процесс, вызванный волшебными «узлами» (наузами), был в 1680 году. Иноземец Зинка Ларионов сделал донос на нескольких крестьян в лихих кореньях и подал в приказную избу поличного «крест медный да корешок невелик, да травки немного – завязано в узлишки у креста». Из числа обвиняемых Игнашка Васильев признал крест своим и на расспросе показывал: корень тот «девесилной, а травка де ростет в огородах, а как зовут ее – того он не ведает; а держит он тот корешек и травку от лихорадки, а лихих де трав и коренья он не знает и за дурном не ходит». По осмотру посадского человека Якушки Паутова оказалось, что корень именуется «девятины – от сердечные скорби держат, а травишко держат от гнетенишные скорби (лихорадки), а лихаго де в том ничего нет». Другой подсудимый объявил, что ему положили в зеп травы в то время, как он был на кружечном дворе пьяный, в беспамятстве. Крестьян, оговоренных иноземцем Зинкою, пытали, а потом били батогами, чтоб вперед неповадно было напиваться до беспамятства и носить при себе коренья[407].