Читаем Поэтические воззрения славян на природу. Нечистая сила и народные праздники полностью

По болгарскому поверью, солнце на Иванов день не знает предстоящей ему дороги, а потому является дева и ведет его по небу. Эта дева – богиня Зоря, которая каждое утро умывает солнце росою и открывает путь его светозарной колеснице и которая (как мы знаем) постоянно отождествлялась с богинею летних гроз; словенская песня заменяет ее вилою (ср. предания о солнцевых девах). То деятельное участие, какое приписывали богу-громовнику в повороте солнца, ярко отразилось во всех поверьях и обрядах, относящихся к этому времени. Иванова ночь исполнена чудесного и таинственного значения: в эту ночь источники и реки мгновенно превращаются в чистое серебро и золото, папоротник расцветает огненным цветом, подземные сокровища выходят наружу и загораются пламенем, деревья движутся и ведут между собой шумную беседу, ведьмы и нечистые духи собираются на Лысой горе и предаются там неистовому гульбищу. Все эти поверья возникли из древнепоэтических выражений, какими народная фантазия живописала летние грозы. Призванный повернуть солнцево колесо и освежить удушливый воздух, Перун совершает этот подвиг во мраке ночи, т. е. облагает небо тучами и превращает ясный день в непроглядную ночь; поэтому и самое празднование поворота солнца происходит в ночное время. На потемненном небе загораются молнии, или, выражаясь метафорически, расцветают огненные цветы; облака и тучи, эти дожденосные источники и реки, озаряются блеском грозового пламени; бурные вихри потрясают дубравы, в шуме и треске которых слышатся человеку неведомые голоса; удары грома разбивают облачные горы и открывают затаенное в их подземельях золото солнечных лучей; стихийные духи затягивают дикие песни и увлекаются в быструю, бешеную пляску. Костры, разводимые на Иванову ночь, могли служить эмблемами не только знойного июньского солнца, но и возжигаемого Перуном грозового пламени; это доказывается, во-первых, тем, что угольям и головням, взятым от купальского костра, приписывается сила и свойства громовой стрелки, и, во-вторых, тем, что в некоторых местах Малороссии купальский костер заменяется кучею крапивы, каковая замена стоит в несомненной связи с представлением молнии жгучею травою. Словенцы во время засухи втыкают в забор Ивановскую головешку с уверенностью, что она вызовет дождь. Рядом со скатыванием огненного колеса в реку топили в ней и самого Купала. В Малороссии уцелел следующий обряд: накануне Иванова дня делают из соломы идола Купала – иногда величиной с ребенка, а иногда в настоящий рост человека, – надевают на него женскую сорочку, плахту, монисты и венок из цветов. Тогда же срубают дерево (преимущественно черноклен, вербу или тополь), обвешивают его лентами и венками и устанавливают на избранном для игрища месте. Дерево это называют Мареною; под ним ставят наряженную куклу, а подле нее стол с разными закусками и горелкою. Затем зажигают костер и начинают прыгать через него попарно (молодец с девицею), держа в руках купальскую куклу; игры и песни продолжаются до рассвета. На другой день куклу и Марену приносят к реке, срывают с них украшения и бросают ту и другую в воду. На празднике возглашается обрядовая песня:

Ходыли дивочки коло Мариночки,Коло мого вудола Купала.Гратеме сонечко на Ивана!Купався Иван, та в воду упав;Купало на Ивана!

Чехи (около Эгера) ставят на возвышенном месте вырубленную в лесу смолистую елку или сосну, убранную венками, цветами и красными лентами; вокруг нее накладывают и зажигают вечером кучу хворосту и других горючих материалов, и как только вспыхнет пламя – парни бросаются к Иванову дереву и лезут на него доставать венки и ленты. Перун-оплодотворитель (Ярило) и Лада, богиня зори (= просветленного солнца) и летних гроз, принимали равное участие в жизни природы и чествовались нашими предками как нераздельная божественная чета. Литовцы и летты, сходясь на купальское празднество, славили Ладу[460] и приносили ей в жертву белого петуха; ту же богиню призывают в своих обрядовых песнях и карпаторусы[461]. Возле Купала, слившегося в христианскую эпоху с Иоанном Крестителем, в наших преданиях выступает Купальница, имя которой сделалось эпитетом святой Аграфены, так как память этой последней празднуется на 23 июня. Собственно же Лада сменилась в воззрениях народа Пречистой Девою Мариею, которую сербы называют огняна Мария, хорутане – svečna Marije, лужичане – svečkovnica. В Переяславле-Залесском есть храм Пресвятой Богородицы, именуемой местными жителями Купальницею. Народные причитания и колядки приписывают Богородице ниспосылание дождя и возделывание пашней; 24 июня, при восходе солнца, белорусы собираются у пылающих костров и смоляных бочек и поют следующую песню:

Иван да МарьяНа горе купалыся;Гдзе Иван купався –Берег колыхайся,Гдзе Марья купалась –Трава расцилалась, –
Перейти на страницу:

Похожие книги

Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Книга самурая
Книга самурая

Мы представляем русскоязычному читателю два наиболее авторитетных трактата, посвященных бусидо — «Пути воина». Так называли в древней Японии свод правил и установлений, регламентирующих поведение и повседневную жизнь самураев — воинского сословия, определявшего историю своей страны на протяжении столетий. Чистота и ясность языка, глубина мысли и предельная искренность переживания характеризуют произведения Дайдодзи Юдзана и Ямамото Цунэтомо, двух великих самураев, живших на рубеже семнадцатого-восемнадцатого столетий и пытавшихся по-своему ответить на вопрос; «Как мы живем? Как мы умираем?».Мы публикуем в данной книге также и «Введение в «Хагакурэ» известного японского писателя XX века Юкио Мисима, своей жизнью и смертью воплотившего идеалы бусидо в наши дни.

Такуан Сохо , Такуан Сохо , Цунэтомо Ямамото , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Культурология / Философия / Прочее / Самосовершенствование / Зарубежная классика / Образование и наука