Поэтика Александра Блока

Наконец, мы наблюдаем, как основная метафора «снежная вьюга» в свою очередь становится предметом дальнейшей метафоризации. Эта метафоризация развивается в различных направлениях: белизна снежинок напоминает белую пену («В снежной пене»); их блеск походит на серебро («снежное серебро», «серебро вьюги», «среброзвездный снег»); серебряные нити соединяются в пряжу («пряжа спутанной кудели») или опускаются серебряной завесой («Серебром своих вьюг занавесила…»), расстилаются белым рукавом («Рукавом моих метелей Задушу»). Снежинки проносятся, как «искры» или «звезды» («И звезды сыплют снежный прах», «И с высот сереброзвездных…» и т. д.). Снежная Дева осыпана звездами снежной метели («Вся окутана звездами вьюг…», «Бывало, вьюга ей осыпет Звездами плечи, грудь и стан…»). Метафора «звезды» вытесняет основное понятие «снежинки»; уже не «снежная вьюга» заметает поэта, но над ним проносятся «звездные вихри»: «И звезда за звездой Понеслась, Открывая Вихрям звездным Новые бездны». Метафора реализуется: поэт летит «…стрелой звенящей В пропасть черных звезд!»:

Слушай, ветер звезды гонит,

Слушай, пасмурные кони

Топчут звездные пределы

И кусают удила…

Или веяние вьюги сравнивается с движением большого крыла (ср.: «Пожар метели белокрылой…»). Отсюда — вьюга как птица; «Птица вьюги Темнокрылой…»; и с дальнейшей реализацией производной метафоры: «Большие крылья снежной птицы Мой ум метелью замели». Наконец, новый ряд производных метафор дают завыванья снежной метели, ее «стоны» и «песни» — с оригинальным новообразованием, о котором сказано было выше: «трубы метели», «снежные рога», «вьюжные трели» и т. д.

Вот плывут ее вьюжные трели,

Звезды светлые шлейфом влача,

И взлетающий бубен метели,

Бубенцами призывно бренча.

Как в последнем примере, различные ряды производных метафор нередко сталкиваются, образуют диссонанс, создают впечатление иррационального, романтической катахрезы по указанному выше типу: «Пожар метели белокрылой…»; например, вьюжные трели «плывут» (мы говорим «звуки приближаются, надвигаются, наплывают»), и в своем движении они влекут за собой звезды-снежинки, как шлейф. В стихотворении «Ее песни» объединяются несколько рядов разнородных производных метафор к основному поэтическому символу — любви как «снежной вьюги»:

Рукавом моих метелей

Задушу.

Серебром моих веселий

Оглушу.

На воздушной карусели

Закружу.

Пряжей спутанной кудели

Обовью.

Легкой брагой снежных хмелей

Напою.

Когда поэт захочет в основную символическую тему своей поэмы («снежная вьюга» — «снежная любовь» — «Снежная Дева») ввести новую, самостоятельную тему, она должна соединиться с основной темой в художественно связное целое. Таким именно образом вводится тема «тройки». В основе лежит метафора разговорного языка: счастье «прошло», «пронеслось», молодость «промчалась». Блок подновляет старую метафору, вводя символический образ «тройки», уносящей счастье (ср. для истории этой метафоры стихотворения «Телега жизни» Пушкина и «Ямщику Кроносу» («An Schwager Kronos») Гете):

Земное счастье запоздало

На тройке бешеной своей!

Если в этих стихах метафорическое значение поэтического образа еще является обнаженным, то с развитием и осложнением метафоры оно реализуется, становится поэтической действительностью, темой целого стихотворения:

Я пригвожден к трактирной стойке.

Я пьян давно. Мне все — равно.

Вон счастие мое — на тройке

В сребристый дым унесено…

Летит на тройке, потонуло

В снегу времен, в дали веков…

И только душу захлестнуло

Сребристой мглой из-под подков…

В глухую темень искры мечет,

От искр всю ночь, всю ночь светло…

Бубенчик под дугой лепечет

О том, что счастие прошло…

И только сбруя золотая

Всю ночь видна… Всю ночь слышна…

А ты, душа… душа глухая…

Пьяным пьяна… Пьяным пьяна…

Метафорический образ развертывается по внутренним художественным законам. Поэтому бесполезно было бы стремиться к рационально-логическому истолкованию всех деталей символа и спрашивать: что означает сбруя, что означают бубенцы на символической тройке? Мы вскрываем лишь основное символическое значение всего стихотворения как целого, его основное устремление как иносказания. Детали следуют из имманентных законов художественного развития образа и только подбираются поэтом так, чтобы символизировать известное общее настроение — безнадежно уносящейся жизни, бессильной удали, грусти и сожаления о прошлом и т. п.

Соединение образа тройки, уносящей счастье, молодость и любовь, и снежной вьюги, метели, заметающей сердце, дано в следующем ниже стихотворении. Символ достигает крайних пределов реализации: тройка теперь уже не уносит счастье поэта — она уносит самого поэта и его Возлюбленную, Снежную Деву:

Вот явилась. Заслонила

Всех нарядных, всех подруг.

И душа моя вступила

В предназначенный ей круг.

И под знойным снежным стоном

Расцвели черты твои.

Только тройка мчит со звоном

В снежно-белом забытьи.

Ты взмахнула бубенцами,

Увлекла меня в поля…

Душишь черными шелками,

Распахнула соболя…

И о той ли вольной воле

Ветер плачет вдоль реки,

И звенят, и гаснут в поле

Бубенцы, да огоньки?