Большая часть стихотворений сборника "Neuer Fruhling" написана по заказу композитора Альберта Метфесселя; из сорока четырех стихотворений только восемнадцать написаны в Мюнхене; из них, по указанию Эльстера, к графине Ботмер относится всего десять стихотворений. [Собственно говоря, если вступать на путь биографических догадок и если это интересно, можно в героини не столько "Neuer Fruhling", сколько мюнхенского периода зачислить не только свояченицу, но и жену Тютчева. В письме к Фарнгагену Гейне говорит о "бесконечной прелести уже не совсем молодой Тютчевой" и "божественной красоте совсем еще юной ее сестры"; у него "с обеими дамами полные красоты отношения"[910]
. В «Reisebilder» Гейне вспоминает: "Темное или белокурое солнце снова пробудило весну в моем сердце". Тогда кружковый смысл получил бы один тютчевский перевод из Гейне ("В которую из двух влюбиться…" из цикла "Verschiedene"). Стихотворение Гейне относится к мюнхенскому периоду (датируется 1827 г.); засвидетельствованная первая дата отношений Тютчевых и Гейне — до апреля 1828 г. "Буриданов друг" тютчевского перевода в связи с предыдущим — мог иметь в тютчевском кружке особый смысл[911].]Сборник "Новая весна" решает прежде всего некоторую формальную задачу, о чем говорит сам Гейне в предисловии к нему. Существуют два рода песен: один, являющийся отзвуком средневековых, — мастер его Уланд, и другой новые песни, обнажающие чувства "правды ради". "И интересно наблюдать, продолжает Гейне, — как один из обоих песенных родов заимствует у другого внешнюю форму".
Оксюморное противоречивое слияние темы и формы — давняя задача Гейне; так, во «Fresco-Sonette» он слил каноническую сонетную форму с пестрыми романтическими темами. "Neuer Fruhling" — новый шаг по пути стилизации народной песни. Приемы этой стилизации значительно изменены по сравнению с прежними сборниками. В расположении глав-стихотворений видна, однако же, та же система, что и в «Интермеццо» и в «Heimkehr», система, преследующая цели наибольшей наглядности конструкции, как сюжетной, так и метрической (Гейне придавал большое значение даже зрительной стороне стихов). Стихотворение, которым начинается сборник, — "Unterm weissen Baume sitzend". (Сидя под белым деревом, поэт слушает свист ветра, следит немые облака. Белые хлопья падают на него с веток, и, огорченный, он думает, что это дерево сыплет на него снег. Но с радостным испугом он замечает, что это вовсе не снег, а весенние цветы. Зима обращается в май, снег — в цветы, а его сердце любит снова.) Под конец сборника стихотворение 31-е[912]
построено на обратной сюжетной ситуации: сидя под цветущей липой, поэт мечтает о снежных сугробах. Оба стихотворения написаны в 1830 году.Анекдотические черты места и времени и кружковые намеки, встречающиеся в стихотворениях, касаются местных интересов, иногда политических споров кружка. Своеобразие этих стихотворений — в совмещении натурсимволики с прозаическими подробностями мюнхенской жизни; стихотворение живет двойной жизнью: в глубине его — кружковая семантика. "Теснит нужда, звонят колокола, а я совсем потерял голову; весна и пара прекрасных глаз вступили в заговор против сердца…"[913]
. Быть может, это отголосок занимавших тютчевский кружок дел самого Гейне — тайные подкопы против него иезуитской конгрегации во главе с Дёллингером[914] ("звонят колокола", "заговор"). [I. Friedrich. Ignaz von Dollinger, S. 191–192, 207–215; L. К. Goetz. Ignaz von Dollinger.] Еще прозрачнее стихи: "Наши сердца заключили священный союз, они крепко прижались друг к другу и поняли друг друга вполне. Ах, только молодая роза, бедный член союза, была почти раздавлена"[915]; вне кружковых бесед метафоры этого стихотворения ("священный союз", "член союза") неожиданны, но как отзвук политических бесед у Тютчевых они приобретают иронический смысл.Отношение к политике вообще отразилось в сборнике, послужило мотивом пролога. Амур, мучая, похищает у поэта копье и меч, вяжет его любовною цепью, и в милых оковах он извивается от радости и страданья, между тем как другие должны сражаться в великой битве века[916]
. По-видимому, роль тютчевского кружка в мюнхенских политических настроениях Гейне была довольно значительна. В письме к Мозеру из Флоренции Гейне вынужден был объясниться: напрасно полагают, что он больше не будет выступать против дворянства, потому что живет в средоточии знати и любит милейших аристократок.Недаром и при последнем свидании Гейне с Тютчевыми (в Вандсбеке, 1830)[917]
, при изменившемся политическом настроении, Гейне чувствует раздражение против графини Ботмер, только потому, что она аристократка[918].Как же относился Тютчев к роману, разыгрывавшемуся на его глазах, в его доме? Ничего положительного по этому поводу мы не можем сказать, но выскажем одно предположение.