Час бил; отверзся гроб пространный,Где спящих ряд веков лежит;Туда протекший год воззванныйНа дряхлых крылиях летит;Его туманы провождаютИ путь слезами омывают;Коса во длани не блестит,Но, смертных кровью пресыщеннаИ от костей их притупленна,Меж кипарисами висит.Сын вечности неизъясненной,Исторгнувшись из бездны вдруг,Крылами юности снабденныи,Слетает в тусклый смертных круг;Фемиды дщери воскресаютИ пред лицом его играют;Весна усопшие красыРассыпать перед ним стремитсяИ вместо вихрей вывести тщитсяСпокойны в январе часы.Она с улыбкою выходитИз храмины своей пустой,Дрожащих зефиров выводитНа хладный воздух за собой;Но, взор одеждой закрываяИ паки в храмину вступая,Стенет, что скинуть не моглаТоль рано с древ одежд пушистыхИ погрузить в слезах сребристыхЗимы железного чела.Грядет сын вечности священнойИсполн влияния планет,И жребий мира сокровенныйВо мрачной урне он несет;Пред ним ирой с щитом робеет,И червь у ног его немеет;Кривому острию косыДуша правдива лишь смеется,Не ропщет, что перестрижетсяНить жизни в скорые часы.Иной рыдает иль трепещет,Что изощренно лезвееУже над головою блещет,Готово поразить ее;Другой, стоя вдали, вздыхаетИ робки взоры простираетНа нового небес посла,Железную стрелу держаща,О роковой свой брус точаща,Дабы пронзить его могла.Колики смертны почитаютСей новый год себе бичемИ сколь не многи обретаютВождя к спокойной смерти в нем!Но если я твой одр суровыйСлезой омою в год сей новыйИ ты — в свой темный гроб сойдешь,Возможно ль, ах! — при смерти лютыИметь тебе тогда минуты?Любезный друг! — ты лишь уснешь.Когда же парки уважаютТобой боготворимых музИ ножниц острие смягчают,Да не прервется наш союз, —Тогда скажу я, восхищенный:«О Феб, Латоною рожденный!Еще дай новых нам годов,Да мы продлим дни в дружбе нежной,Доколе век наш безмятежныйНе осребрит на нас власов!»<1789>