Поэты и цари

В Финляндии будет аналогичная ситуация, но Маннергейм подавит бунт. Он уложит в могилы 20 тысяч рабочих, но сотни тысяч спасет. И памятник ему в центре Хельсинки никто не собирается демонтировать. Можно было не отрекаться, призвать верные войска, выйти из войны, уничтожить революционеров. Хоть бы и 50 тысяч, зато спаслись бы 60 миллионов. Но Николай, хороший христианин и плохой монарх, выбрал мученический венец. Он стал единственным монархом, поднятым на знамя диссидентства и антисоветизма, ибо был для диссидентов и антисоветчиков соузником и братом по несчастью. У Красного дракона хватило ширины пасти для всех: для монархии и монарха, для его семьи, для триколора, Учредилки и Думы, для царских орлов и крестов на церквах, для Иисуса и кадетов, для эсеров и анархистов, для меньшевиков и белых офицеров. Все живое и стоящее чего-то, все ценное и свободное, все человеческое в России было обречено умереть в один день: 25 октября или 7 ноября по новому стилю.

Опасный и лукавый шут Григорий Распутин, сильно портивший имидж власти, был спущен Феликсом Юсуповым под лед. Но это не помогло. Пуришкевич оказался прав: проблема страны была не в Распутине, а в распутстве. И мы ее все еще не можем разрешить.

ЧИСЛО ЗВЕРЯ

…Помните, в пьесе Горького «На дне» старый Актер в жалкой ночлежке, цитируя Беранже, произносит с пафосом девиз русской интеллигенции: «Господа, если к правде святой мир дорогу найти не умеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!»

Это очень на нас похоже. Интеллигенции мало справедливости юридического толка, то есть равенства всех перед законом, мало и гуманизма (а его было навалом в той дофевральской жизни «под гнетом» монархии). Русской интеллигенции нужна была Правда, да еще святая, да еще на этой грешной Земле. То есть утопия. Даже по Беранже к такой шикарной жизни мир дорогу найти не умел (и слава Богу, а то и эмигрировать русской интеллигенции было бы некуда). Значит, должны были найтись безумцы – меньшевики, анархисты, эсеры, которые обеспечили бы стране вместо реальной жизни хотя бы сон золотой. Хоть ненадолго. И обеспечили.

Роль Оле-Лукойе с разноцветным зонтиком и спринцовкой, полной сладкого молочка для того, чтобы слиплись веки, суждено было сыграть Керенскому. Золотой сон: республика, Учредилка, Временное правительство; барышни с красными бантами, брат царя, требующий для своего восхождения на трон мандата Учредительного собрания; 8-часовой рабочий день, право голоса для женщин; выборы в Учредилку по партийным спискам, европейские права и свободы, – длился 8 месяцев. Почти летаргия…

Пробуждение было ужасным настолько, что мы задним числом прикидываем: а не следует ли судить судом совести и Керенского, и Блока, и Виктора Чернова, главного правого эсера, и восторженных, безумных нигилистов, которые ввергли нас в то, в чем мы родились, прожили и скорее всего умрем? Не преступники ли они все, включая Милюкова и Набокова?

Современники тех давних бурь, которых накрыло историческим цунами и которые обладали способностями к анализу и обобщению, поэты и историки вроде Бердяева и Каннегиссера,[7] судили о восьми месяцах Утопии почти в тех же выражениях, что Беранже. Каннегиссер, чья короткая и блестящая жизнь завершилась расстрелом и чье мужество удивило даже чекистов, оставил нам четыре строчки, стоящие исторического трактата: «И возле могильного входа, в блаженном и радостном сне, мы вспомним: Россия, Свобода, Керенский на белом коне».

А на самом деле Керенский никогда к лошади даже и не подходил… Он самоустранился с готовностью, загубив страну, был позер и фразер, ради красного словца и широкого жеста не пожалевший целую страну. Мягкий, интеллигентный царь** самоустранился с готовностью, загубив страну своей непоследовательностью. Политик-романтик, безответственный революционер и трепач, Керенский угробил Россию в силу бездарности, неумения заниматься делом и считать хотя бы на два хода вперед. Он вел себя как герой-любовник на сцене, но не смог понять и увидеть, что у его спектакля уже был режиссер! Сосредоточенный, неумолимый, лишенный жалости и эмоций, все считающий, как бездушная машина…

Спасителя для России не нашлось… Христа если и был, то потеряли… Хотя апостолы, безусловно, были. Честно сражавшиеся и отдавшие жизнь, не уступившие, не сломленные. Такие, как тот же Леонид Каннегиссер, да и Николай Гумилев тоже, адмирал Колчак, доктор Боткин, пошедший на смерть вместе с царской семьей и своим маленьким пациентом Алексеем. Отказавшиеся сотрудничать с большевиками и погибшие в застенках ВЧК интеллигенты; офицеры, священники, верующие. Митрополит Вениамин, Любовь Новосильцева, белые офицеры, павшие в бою, а не отплывшие «за кордон», связная Белого движения Мария Захарченко, племянница генерала Кутепова, оставившая последний патрон для себя.