(Отрывки из поэмы)КИЕВЕдва возникнувший из праха,С полуразвенчанным челом,Добычей дерзостного ляхаДряхлеет Киев над Днепром.Как все изменчиво, непрочно!Когда-то роскошью восточнойВ стране богатой он сиял;Смотрелся в Днепр с брегов высокихИ красотой из стран далекихПришельцев чуждых привлекал.На шумных торжищах звенелиЦарьградским золотом купцы,В садах по улицам блестелиВеликолепные дворцы.Среди хазар и печенеговДружиной витязей храним,Он посмевался, невредим,Грозе их буйственных набегов.Народам диво и краса:Воздвигнуты рукою дерзкой,Легко взносились в небесаГлавы обители Печерской,Как души иноков святыхВ своих молитвах неземных.Но уж давно, давно не видноБогатств и славы прежних дней —Все Русь утратила постыдноМеждоусобием князей:Дворцы, сребро, врата златые,Толпы граждан, толпы детей —Все стало жертвою Батыя;Но Гедимин нанес удар:Прошло владычество татар!На миг раздался глас свободы,На миг воскреснули народы…Но Киев на степи глухой,Дивить уж боле неспособный,Под властью ляха роковой,Стоит, как памятник надгробный,Над угнетенною страной!ВЕСНАБлестит весна; ее дыханьем,Как бы волшебным врачеваньем,Край утесненный оживлен;Все отрясает зимний сон:Пестреет степь, цветет долина,Оделся лес, стада бегут,Тяжелый плуг поселянинаВолы послушные влекут;Кружится жаворонок звонкий,Лазурней тихий небосклон,И воздух чистый, воздух тонкийБлагоуханьем напоен.Все веселятся, все ликуют,Весне цветущей каждый рад;Поляк, еврей и униатБеспечно, буйственно пируют,Все радостью оживлены;Одни украинцы тоскуют,И им не в праздник пир весны,Что за веселье без свободы,Что за весна – весна рабов;Им чужды все красы природы,В душах их вечный мрак гробов.Печали облако не сходитС их истомленного лица;На души их, на их сердцаВсе новую тоску наводит.Лазурь небес, цветы полейДля угнетенных не отрадны, —Рабы и сумрачны и хладны.Питая грусть в душе своей,Глядят уныло на детей,Все радости для них противны,И песни дев их заунывны,Как заунывен звук цепей.* * *Но Наливайко всех сильнейТомится думою и страждет;Его душа чего-то жаждет,Он что-то на сердце таит;Родных, друзей, семьи бежит,Один в степи пустынной бродитНередко он по целым дням:Ему отрадно, сладко там,Он грусть душевную отводитВ беседе там с самим собойИ из глуши в Чигирин свойНазад спокойнее приходит.* * *Забыв вражду великодушно,Движенью тайному послушный,Быть может, я еще могуДать руку личному врагу;Но вековые оскорбленьяТиранам родины прощатьИ стыд обиды оставлятьБез справедливого отмщеньяНе в силах я: один лишь рабТак может быть и подл и слаб.Могу ли равнодушно видетьПорабощенных земляков?..Нет, нет! Мой жребий: ненавидетьРавно тиранов и рабов.СМЕРТЬ ЧИГИРИНСКОГО СТАРОСТЫС пищалью меткой и копьем,С булатом острым и с нагайкой,На аргамаке ворономПо степи мчится Наливайко.Как вихорь бурный конь летит.По ветру хвост и грива вьется,Густая пыль из-под копыт,Как облако, вослед несется…Летит… привстал на стременах,В туман далекий взоры топит,Узрел – и с яростью в очахКоня и нудит и торопит…Как точка перед ним вдалиЧернеет что-то в дымном поле;Вот отделилась от земли,Вот с каждым мигом боле, боле,И наконец на вышине,Средь мглы седой, в степи пустынной,Вдруг показался на конеКрасивый всадник с пикой длинной…Козак коня быстрей погнал;В его очах веселье злое…И вот – почти уж доскакал…Копье направил роковое,Настиг, ударил – всадник пал,За стремя зацепясь ногою,И конь испуганный помчалМладого ляха под собою.Летит, как ястреб, витязь вслед;Коня измученного колетИли в ребро, или в хребетИ в дальний бег его неволит.Напрасно ногу бедный ляхОсвободить из стремя рвется —Летит, глотая черный прах,И след кровавый остается…* * *«Ты друг давно мне, Лобода,Давно твои я чувства знаю,Твою любовь к родному краюЯ уважал, я чтил всегда;Ты ненавидишь, как злодеев,И дерзких ляхов и евреев:Но ты отец, но ты супруг,А уж давно пора, мой друг,Быть не мужьями, а мужами.Всех оковал какой-то страх,Все пресмыкаются рабами,И дерзостно надменный ляхРугается над козаками».«Ты прав, мой друг, люблю родных,Мне тяжко видеть их в неволе,Всем жертвовать готов для них,Но родину люблю я боле.Нет, не одна к жене любовьМой ум быть осторожней учит, —Нередко дума сердце мучит,Не тщетно ли прольется кровь?Что, если снова неудача?Вот я чего, мой друг, боюсь, —Тогда, тогда святая РусьНавек страною будет плача».* * *Протяжный звон колоколовВ Печерской лавре раздавался;С рассветом из своих домовНарод к заутрене стекался.Один, поодаль от других,Шел Наливайко. БлаговеньеК жилищу мертвецов святыхИ непритворное смиреньеВ очах яснели голубых.Как чтитель ревностный закона,К вратам ограды подойдя,Крестом он осенил себяИ сделал три земных поклона.Вот в церкви он. Идет служенье,С кадильниц вьется фимиам,Сребром и златом блещет храм,И кротко-сладостное пеньеВозносит души к небесам.В углу, от всех уединенно,Колени преклоня смиренно,Он стал. В богатых жемчугахПред ним Марии лик сияет;Об угнетенных землякахОн к ней молитвы воссылает;Лицо горит, и, как алмаз,Как драгоценный перл, из глазСлеза порою упадает.Так для него прошло семь дней.[Часов молитв не пропуская,Постился он. И вот Страстная.]ИСПОВЕДЬ НАЛИВАЙКИ«Не говори, отец святой,Что это грех! Слова напрасны:Пусть грех жестокий, грех ужасный…Чтоб Малороссии родной,Чтоб только русскому народуВновь возвратить его свободу, —Грехи татар, грехи жидов,Отступничество униатов,Все преступления сарматовЯ на душу принять готов.Итак, уж не старайся болеМеня страшить. Не убеждай!Мне ад – Украину зреть в неволе,Ее свободной видеть – рай!..Еще от самой колыбелиК свободе страсть зажглась во мне;Мне мать и сестры песни пелиО незабвенной старине.Тогда, объятый низким страхом,Никто не рабствовал пред ляхом;Никто дней жалких не влачилПод игом тяжким и бесславным:Козак в союзе с ляхом был,Как вольный с вольным, равный с равным.Но все исчезло, как призрак.Уже давно узнал козакВ своих союзниках тиранов.Жид, униат, литвин, поляк —Как стаи кровожадных вранов,Терзают беспощадно нас.Давно закон в Варшаве дремлет,Вотще народный слышен глас:Ему никто, никто не внемлет.К полякам ненависть с тех порВо мне кипит и кровь бунтует.Угрюм, суров и дик мой взор,Душа без вольности тоскует.Одна мечта и ночь и деньМеня преследует, как тень;Она мне не дает покояНи в тишине степей родных,Ни в таборе, ни в вихре боя,Ни в час мольбы в церквах святых.«Пора! – мне шепчет голос тайный, —Пора губить врагов Украины!»Известно мне: погибель ждетТого, кто первый восстаетНа утеснителей народа, —Судьба меня уж обрекла.Но где, скажи, когда былаБез жертв искуплена свобода?Погибну я за край родной, —Я это чувствую, я знаю…И радостно, отец святой,Свой жребий я благословляю!»* * *Веет, веет, повеваетТихий ветр с днепровских вод,Войско храбрых выступаетС шумной радостью в поход.Полк за полком безбрежной степьюИль тянутся лесистой цепью,Или несутся на рысях.По сторонам на скакунахГарцуют удальцы лихие:То быстро, как орлы степные,Из глаз умчатся, то порой,Дразня друг друга, едут тихо,То вскачь опять, опять стрелой —И вдоль полков несутся лихо.Вослед за войском идут вьюки.Свирелей, труб, суремок звуки,И гарк летящих удальцов,И шум и пенье козаков, —Все Наливайку веселило,Все добрым предвещеньем было.«Смотри, – он Лободе сказал, —Как изменилось все. Давно лиКозак с печали увядал,Стонал и под ярмом неволиВ себе все чувства подавлял?Возьмут свое права природы,Бессмертна к родине любовь, —Раздастся глас святой свободы,И раб проснется к жизни вновь»<МОЛИТВА НАЛИВАЙКИ>Ты зришь, о боже всемогущий!Злодействам ляхов нет числа;Как дуб, на теме гор растущий,Тиранов дерзость возросла.Я невиновен, боже правый,Когда здесь хлынет кровь рекой;Войну воздвиг я не для славы,Я поднял меч за край родной;Ты лицемеров ненавидишь,Ты грозно обличаешь их;Ты с высоты небес святыхНа дне морском песчинку видишь.[Ты проницаешь, мой творец,В изгибы тайные сердец.]* * *Глухая ночь. Молчит река,Луна сокрылась в облака.И Чигирин и оба станаОбвиты саваном тумана.Вокруг костров шумят и пьютТолпами буйные поляки;Их души яростные ждут,Как праздника, кровавой драки.Одни врагов своих клянут,Другие спорят, те поют,Тот, богохульствуя, хохочет,Тот хвалится лихим конем,[Тот] саблю дедовскую точитИ дерзостно над козакомПобеду землякам пророчит.В кунтуше пышном на ковреЖолкевский спит в своем шатре.СОН ЖОЛКЕВСКОГОНад ним летает чудный сон:В Варшаве площадь видит он;На ней костер стоит, чернея;В средине столб; палач, бледнея,Кого-то в саване влечет;Вослед ему народ толпамиИз улиц медленно идетИ головы свои несетОкровавленными руками,Подняв их страшно над плечами.Вот неизвестный с палачомК костру подходит без боязни;Взошли… безмолвие кругом…Вот хладный исполнитель казниЕго к столбу уж привязал,Зажег костер, костер вспылал,И над высокими домамиПонесся черный дым клубами.Вдруг в небесах раздался глас:«Свершилось все… на вас, на васСтрадальца кровь и вопль проклятий.Погиб, но он погиб за братий».Народ ужасно застонал,Кругом костра толпиться сталИ, головы бросая в пламень,Назад в стенании бежалИ упадал на хладный камень.Все тихо… Только кровь шумит…Во сне Жолкевский страшно стонет,Трепещет, молится… вдруг зрит,Что он в волнах кровавых тонет.Душа невольно обмерла;Сон отлетел: в шатре лишь мгла,Но он, но он еще не знает,Что в крупных каплях упадает —Иль кровь, иль пот с его чела…* * *Меж тем, потопленный в туманах,Козацкий табор на курганахСпокойно дремлет вдоль реки;Как звезды в небесах пустынных,Кой-где чуть светят огоньки;Вкруг них у коновязей длинныхЛежат рядами козаки.Напрасно Тясмин быстры воды,Шумя, в очеретах струит,Напрасно, вестник непогоды,Ветр буйный по степи шумит:Спят сладко ратники свободы,Их сна ничто не возмутит…