Поэты XVIII века

Почто, чудовище строптиво,
О зависть мрачная! свой проливаешь яд
На дни, которые веду миролюбиво,
И строишь радостям души моей разврат?
Почто ты говоришь, что сладко стихотворство,
Сей дар самих небес, премудрости самой,
Есть труд и легкий и пустой?
Для грубых душ оно и холодно и черство.
То правда, что, нейдя стезей моих отцов,
В своей весне сорвал я несколько цветов:
С оружьем не ходил в училище Беллоны,
На бранях не был я, труб гласу не внимал.
Чтобы растолковать запутанны законы,
Пристрастный голос свой в суде не продавал.
Какую цель душа в предметах сих постигнет?
Труд смертных то простых, и сгибнет наконец.
В восторге алтари коль свет кому воздвигнет,
Пиитов истинных вот слава и венец!
Гомер! ты будешь жить, пока всемирны своды
Пребудут подперты огромных гор хребтом;
Пока стремительны свои Симоид воды
Несть будет, в самом чтоб их недре слить морском.
Аскрейский старец! кой был нежным молод жаром,
Ты будешь жить, пока златый на нивах клас
Всё будет упадать под серповым ударом;
Пока, вкруг юных древ виясь,
Родится виноград, блестя багряным цветом.
И временем почтен ты будешь и всем светом,
Софокл божественный! пока владыка дня
В двенадцати своих чертогах попременно
Сияет, свой закон в кругу своем храня;
Пока, лия во всех спокойство вожделенно,
Диана, месяцы распределяя нам,
С серебряным челом, в сафирной колеснице,
Звездяный скиптр нося в деснице,
Свет сыпать будет по ночам.
Все таковую ж вы приемлете награду:
Теренций, Плавт, Эскиль, Менандр и Эврипид!
Все ваши имена, Атропы злой в досаду,
Толико будут жить, сколь мир сей простоит.
Творец обильный, кой нас кистию живою
В стихах прекраснейших пленял,
Лукреций! если б твой бессмертный труд пропал,
То прежде должно, чтоб лютейшею судьбою
Всё основание вселенной потряслось
И свет повергнулся в начальный свой хаос.
Читати станут все «Енея» и «Титира»,
Пока пребудет Рим законодавцем мира.
Возможно ли стихи те позабыть,
В которых вздохами Тибулл нас умягчает,
Пока тот нежный бог, Тибулла кой внушает,
Свой пламенник, колчан и стрелы сохранит.
Испания, о Галл! тобою возгордится,
И Ликорида, твой любезнейший предмет,
Тобой вознесена, забвенья не страшится.
Всё в бездну гибели, всё некогда падет,
Всё время алчное снедает.
Претрет соху и серп Сатурнова пила.
Так, всё на свете умирает;
Но живы ввек стихи и разума дела.
Величия царей суть оными затменны.
Пусть золото в волнах катает Таг надменный;
Пусть привлекает тем желанья всех людей;
Пермесс твой, Аполлон! вот всё мое богатство!
С ним слабо всякое к блаженству мне препятство.
Да жажду утолю во чаше я твоей;
Да мирта нежная, цветиста, благовонна
Возложится венком поверх моих власов;
Да от моих тобой внушаемых стихов
Волнуется душа любовникова томна;
Приятности он в них чтоб находил,
Чтобы в задумчивость, читая их, ввергался;
Чтобы любови бог перстом его водил
И замечал места, он коими б пленялся
И кои б сладости на память привели.
Престань же, зависть, ты, страшилище земли!
Истощевать свою к нам злобу,
Когда мы ближимся ко гробу.
Так, гроб прибежище таланту и покой.
Оттоле он своим хулителям отмщает.
Чем позже похвала, тем праведней бывает.
Уже я в ад иду неробкою стопой.
Что нужды, что моя приближалась кончина?
Твердейший памятник стихами я воздвиг.
Срази меня, о рок!.. в местах пребудет сих
Прекраснейша моя по смерти половина.

<1792> А. Бухарский