Поезд

Заместитель министра не расслышал реплики, но по реакции зала догадался, усмехнулся с горчинкой. И в какой-то момент Свиридова охватило чувство неловкости, точно именно его укоряет Сергеич в грехах. Он заерзал, покосился на соседа. И тому было невесело… Допустим, осмотрщик вагонов мужик-хитрован, себе на уме. Знает, что пустое это дело выстукивать буксы через каждую чуть ли не сотню километров, когда специальная автоматика есть в вагонах на предмет аварии. И, пользуясь стародавней инструкцией, удит свою рыбку… Но в зале сидят большие начальники, за столом президиума – самые большие в железнодорожном деле. Так неужели всем миром нельзя навалиться, пересмотреть эти устаревшие инструкции? Какая сила мешает им разобраться, исправить положение? Ведь и тот, кто отвечает за это положение, тоже не бесплатно работает, зарплату получает не меньше осмотрщика. Да еще и живет не в какой-нибудь там тмутаракани, а в Москве он живет, в столице. Где ж его-то совесть! Выходит, он, хоть и является на работу, да так же спит, только с открытыми глазами, да с деловым озабоченным видом, с портфелем в руках…

Эта невысказанная вслух мысль расползлась по залу, подобно магме. Во многих, если копнуть, живут микробы сладкого безделья. А взметнется после этих пронзительных слов совесть, заговорит душа – и устыдятся убеленные сединами мужчины. Но, к сожалению, микроб этот живуч, ждет, затаившись, своего часа. И, дождавшись вновь разъедает душу, усыпляет совесть. Если в этом и состоит особенность человеческой природы, тогда откуда столько свершенных дел, не от лени же все это взялось, не от суесловия. Значит, не в сладком безделье суть жизни человека, а в делах и поступках

– Вы думаете, почему министр ушел с коллегии?! – продолжил заместитель министра, глядя в зал. – По ехал объяснять в правительство причину срыва погрузки угля. Вчера по вине железной дороги недогрузили тысячу вагонов угля. И уверяю вас – министру ох как неуютно сейчас в Кремле… А у некоторых вагоны простаивают, неделями не работают. Как же так?! Неужели, товарищи, вы не чувствуете, в каком ритме работает наша отрасль? Ведете себя хозяйчиками – куда хочу, туда верчу… У нас в стране все государственное! Все принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик! А не каким-нибудь отдельным начальникам по путям и движению… Взять ту же Астрахань, прихожу на грузовой двор – прибыло оборудование для начальника дистанции. Три платформы трое суток стоят, никто к ним не прикасается. А там работы для трех мужиков на тридцать минут. Три платформы – трое суток! А?! И еще жалуются мне, что мусор станционный не на чем вывозить. Это ж надо?! Вот где бы проявить себя хозяином. Мы списываем в год тридцать тысяч старых вагонов. Ну, оборудуйте их под свои нужды – мусор возить, старые шпалы… Нет! Обязательно возьмут новую платформу, с металлическими бортами, на роликовых подшипниках, погрузят три гнилые шпалы, загонят в тупик, и месяц они там стоят… Уважайте вагон, берегите вагон. Он труженик наш, он работает на советскую Еласть. А не так: мой вагон, пусть стоит, аж позеленеет, мне так хочется… Не по-государственному это, не по-партийному!

Белые гардины волнами спадали до самого пола, напоминая застывший морской прибой…

Секретарь министра, отодвинув кресло на колесиках, поднялась и, собирая гардины под потолок, обошла все три окна.

Разговор с министром частично уже состоялся. Да, Алексею Платоновичу Свиридову предстоял перевод на должность начальника Североградской дороги вместо Савелия Кузьмича Прохорова, о чем его министр и поставил в известность. Но беседу их пришлось прервать – зазвонил телефон, и Свиридов, подумав, что министру хотелось бы вести разговор без посторонних, вышел, прикрыв двойную дверь.

Оставленный в приемной портфель по-прежнему лежал на одном из кресел. Было заведено: к министру в кабинет входить без всякой ручной поклажи, только деловые бумаги. Иной посетитель, добившись приема, норовил пронести в портфеле и подарок, благодарность изъявлял в надежде на удачное решение своего вопроса. Особенно усердствовали некоторые представители азиатских и южных дорог. Традиция у них там такая исторически сложилась, что ли? И своих коллег с других дорог к этой традиции приучать стали. Пришлось специальный инструктаж проводить: в кабинет – без всяких портфелей-чемоданов. Во многих министерствах такой порядок внедрили. Конечно, большинство посетителей никаких даров не приносили, но ситуацию понимали и на инструкцию не обижались. Хотя неудобство некоторое испытывали – приходилось необходимый документ в отдельную папку перекладывать.

У Свиридова в этот раз никаких бумаг, требующих внимания министра, не было. Он снял портфель с кресла, опустил его на лакированный паркетный пол и сел, вытянув ноги. В такой позе он просидел несколько минут, глядя на гардины…