Поезд

– Радио, кстати, – сказал проводник, тыча пальцем в направлении колесика на стене. – Почему выключено?

– Ой, это не мы! – мгновенно, с испугом вскинулась женщина. – Нас здесь не было. А мы уходили – было включено.

– Вас и не спрашивают, – отмахнулся от нее проводник. – Почему выключено? – повторил он вопрос, переводя взгляд с адама на еву.

Ева обиженно повела плечом:

– Голова болит…

– Включить! – тряхнул проводник пальцем. И посмотрел на мужчину с женщиной: – Объясните молодежи, как вести себя с радио. Чтобы всегда было включено!

– Но у нее болит голова! – вскинулся адам, указывая на еву. – Она в положении… и можно войти в положение? Ведь она в положении!

Глаза проводника были пустынными ледяными полями Арктики.

– Пейте таблетки от головной боли, – безжалостно сказал он. – Дышите свежим воздухом в тамбуре. Но радио чтоб – всегда. Включите, включите! – приказал он адаму, которому с его места, чтобы включить радио, достаточно было всего лишь протянуть руку. Дождался, пока тот возьмется за колесико, повернет его, потребовал: – Громче, громче! – и, когда адам крутанул колесико еще, удовлетворенно покивал: – Вот так. Хорошо. – Повернулся к мужчине и наставил указательный палец на него: – Назначаю вас как старшего по возрасту ответственным за радио. И вас, – перевел он взгляд и палец на женщину. – Обоих! Буду слушать из коридора. Если что не так – ответите первыми! Виноваты, не виноваты, – первыми!

Он выступил в коридор, дернув за собой дверь, та поехала, докатилась почти до конца, остановилась, оставив между собой и косяком узкую щель, и адам незамедлительно привстал, потянулся к ручке радио, чтобы выключить его. Или, по крайней мере, уменьшить звук. По радио сейчас звучали народные песни, и певицы визжали так, что это было почище всякого барабана.

Мужчину бросило к адаму – словно выстрелило.

– Вы что?! Не сметь!

Адам отшвырнул его от себя со всем жаром своей юной, неистощенной силы.

– Ты мне еще указывать будешь, рухлядь!

Но мужчина не мог позволить ему выключить радио или даже привернуть звук. Ведь проводник обещал признать ответственными их с женщиной!

– Не сметь! – снова закричал он, вновь бросаясь на адама.

Они повалились на полку, адам пытался сбросить мужчину на пол, а мужчина давил, давил на адама своим весом – и не знал, что делать дальше, что предпринять, когда адам сбросит его, наконец, с себя. Женщина закричала, беременная ева тоже подала голос – пронзительнее певиц по радио.

Дверь двинулась, и на пороге возник проводник. Он никуда не уходил, он так и стоял здесь за дверью – и специально не закрыл ее до конца.

– Молодец! – похлопал он по плечу вскочившего мужчину. И обратился своим арктическим взглядом к адаму: – Делаю скидку на вашу юность, молодой человек! В следующий раз – никакого снисхождения. Виноваты – платите по счетам. Сказано, не делать тише – нечего руки распускать. Независимо от того, – бросил он взгляд на беременную еву, – болит голова или нет. Болит – ваши проблемы.

Проводнику адам не посмел поперечить ни словом. И не посмела сказать слова против ева. Наоборот, и тот, и другой залепетали что-то покаянное – винясь, оправдываясь, они были похожи на скулящих собачонок, в ужасе перед наказаньем припадающих у ног хозяина на передние лапы и бьющих хвостом.

Но только проводник вышел, закрыв на этот раз дверь до конца, адам преобразился – словно внутри него сработал некий переключатель: это теперь была сама воплощенная твердость, стальная непреклонная жесткость – ни в чем никому никаких уступок.

– Жена моя как беременная займет нижнюю полку, – сказал он. – Я, чтобы быть к ней ближе, размещусь на средней. Ваша – верхняя.

– Простите, вы что! – изумленно воскликнула женщина. – Верхняя, в моем возрасте?! И нас двое!

– А нас трое, – с подчеркнутой невозмутимостью ответила ей ева.

– Но вы бы, – обращаясь к адаму, – лично вы, – подчеркнул мужчина, – могли бы лечь и на полу. Если хотите быть ближе к жене. Ваш возраст вам позволяет.

– Мой возраст требует послать тебя куда подальше, – не повышая голоса, сказал адам.

Мужчина поймал готовые вырваться из него слова, прикусив себе язык. В буквальном смысле этого слова. То, чем единственно можно было ответить на плевок адама, лучше было вслух не произносить. Он бы потом пожалел о произнесенном.

Когда настало время ложиться спать, они легли с женщиной там, под потолком, вскарабкавшись наверх по приставной лестнице. Тесно было – невероятно. И слишком узка полка, и давно уже они не спали вместе, отвыкли. Они лежали, лежали, мешая друг другу, и все не могли уснуть.

Но все же они уснули – и проснулись оттого, что поезд влетел на какой-то цельнометаллический мост, словно бы над оврагом с речушкой внизу, быстро прогрохотал по нему – и понесся дальше, пожирая темное глухое пространство.

– Опять мост, – со стоном пробормотала женщина. – Будят меня эти мосты!

– Ничего, заснем, – утешил ее мужчина. – Куда денемся. Видишь, заснули же. И снова заснем. Деваться-то некуда.

Они и в самом деле уснули. Промаялись еще какое-то время, помни́вшееся почти вечностью, и забылись.

8