Поезд для Анны Карениной

Ева заползла обратно в телегу, легла на спину, раскинув руки. Билось перепуганным волчонком сердце.

– Ох ты, лапушка моя, краля писаная! – Неспешно тронулась телега, а у Евы вдруг выступили слезы, она закрыла глаза и согнала их на виски. – Приходи ко мне в лесок, погуляем на часок! Ты мне в дочери годишься, а невестою рядишься, удави своей косой – мое сердушко спокой! – Павлуша допел и, довольный собой, оглянулся на лежащую женщину:

– Я знаешь, каких баб уважаю? Возле которых мужик до старости робеет.

– Как это?

– Ну вот, к примеру, Анька у нас в деревне. Она своей косой опоясаться может, а один раз прижала меня грудями к стене в коровнике, чуть дух не вышибло.

Тайга! – сказала Ева и закрыла неожиданную улыбку тыльной стороной ладони.

– Шэршэ ля фа-амэ-э... Пуркуа па? Пур куа... Ква... Парсэ кё жэ... жэ...

Далила, не веря своим ушам, тихо закрыла входную дверь и вошла в комнату. Муся в наушниках от плейера, запрятанного в кармане халата, ходила с маленькой Евой по комнате и повторяла иностранные слова и предложения.

– Мадам! Кэс кё ву фэт? – Далила подошла к ней и показала на наушники.

– Ага, – сказала Муся задумчиво, – жэ... Жэ парле!

– Ты, значит, парле! И зачем тебе парле, спрашивается?

– Так ведь это... Политический кризис. Надо ориентироваться в обстановке. Повторяю вот, чего помню.

– Кризис? – Далиле показалось, что она сошла с ума.

– Я тоже ничего не знала, но пришел этот, как его... Рыжий, похожий на артиста из кино.

– Никитка, – обреченно выдохнула Далила.

– Ну да, Никита Иванович. Спросил, где мамаша. Я сказала, что мамаша на важном государственном задании, а детишки в порядке. Он предложил на выбор – Францию или Италию. Трудно выбрать так сразу, – вздохнула Муся.

– Муся! – повысила голос Далила. – Ты зачем девочку на руках носишь?

– Так ей хочется. Неспокойная она, капризничает.

– Конечно, она будет капризничать, если ее не спускать с рук.

– Ты это, ты знаешь, не обращай на нас внимания. Мне Ева сказала тебя не волновать, пойди на кухню, съешь чего. А может, на нее страх напал? Она и плачет.

– Страх?

– Ну да. Самый настоящий страх, сердце заходится, руки леденеют, слова не сказать, перед глазами темно!

– Ну какой страх, Муся, она же совсем кроха!

– Тебя не поймешь, ей-богу! То ты кричишь, что с ними надо обращаться как со взрослыми, разговаривать! Что они, как инопланетяне, – все понимают, а сказать не могут, а теперь говоришь, что она недоразвитая! Видишь, мальчонка лежит себе спокойно, не пикнет! А эту не убрать от тела – кричит, боится! Может, что с мамкой ее стряслось, она и боится!

– Маруся, извини. Устала я. – Далила, пошатываясь, ушла на кухню.

– За что тебя извинять? Все ученые сбрен-дивают на третьем курсе, мне студент один говорил! – крикнула ей вслед Муся. – Ну чего еще стряслось?

– Маруся... – Далила вернулась в комнату, и было заметно, что она изо всех сил сдерживается. – Что это такое?! – Перед Мусей потрясли наполовину пустой бутылкой французского коньяка. – А ты еще не понимаешь, почему ребенок плачет?!

– Хоть бы Люшка поскорей пришел, он на «скорой» уехал, утихомирил бы тебя.

– Маруся, это ты пила?!

– Нет. Это пил Никитка и муж. Никита Иванович принес коробку еды, мы поздоровкались, поговорили про кризис, а тут пришел мужик. Я его не знаю, видный такой, но тоже нервный вроде тебя – сразу орать. Сказал, что он муж и должен немедленно посмотреть, здоровы ли дети.

– Не-е-ет! – простонала Далила и упала в ближайшее кресло.

– Как это – нет?! Так и было. Никитка еще веселый был, говорит, чего это вы детьми интересуетесь, когда они не ваши! Мужик портфель бросил, побегал туда-сюда. «Мои! – говорит. – Пусть жена, которая не жена, и мать, которая не мать, это немедля подтвердит! А посторонние пусть покажут прописку, а то вызову милицию». Из посторонних была только я, я сказала, что нормальным мужикам без поллитры не разобраться, идите, говорю, на кухню, откупорьте бутылочку и разберитесь, кто здесь кто.

– А «скорая»? – шепотом спросила Далила.

– Это потом, когда Никита Иванович крикнул охрану, а я вытолкала их драться в коридор, чтобы детей не испугали. Они на лестнице туда-сюда попихались, потом стали друг дружке морды бить. Что интересно! Никита Иваныч спрашивает, когда, говорит, имели близкие контакты с известной нам женщиной? Назовите числа, сейчас посчитаемся! А этот, муж, отвечает, что контактов близких не имел, потому что она была зимой еще мертвая.

Далила, схватившись за щеки, смотрит, как Муся осторожно укладывает уснувшую девочку.

– Потом пришел Илия, вызвал «скорую», всех с лестницы пособирали и загрузили в машину. А охрана сама поехала сзади. Вот, портфель свой забыл.

Далила встает, берет портфель, открывает балкон и выбрасывает его вниз, размахнувшись изо всех сил.

И чего портфелями швыряться, – бормочет Муся, – хороший портфель, кожаный.

Бледнело рассветом небо над сплошной полосой тайги вокруг аэродрома.

– Я дальше не поеду. Иди на пропускной пункт. Счастливо добраться. – Павлуша потряс Еву за плечи, словно убеждаясь, что она хорошо стоит на ногах.

– Павлуша, как же ты поедешь один?