— Жена председателя специальной финансовой комиссии, расследующей злоупотребления в использовании средств на нужды военного строительства, застрелилась из оружия мужа у себя дома. Почему в первый раз обратили внимание?
— Эта женщина, первая, декабрь девяносто седьмого. Муж написал заявление, что у нее был любовник, а потом отозвал.
— Данные на мужа есть в рапорте?
— Никак нет, — Карпелов все еще не поднимал глаз, — он заместитель…
— А вторая? — перебили его.
— Февраль девяносто восьмого. Тут уж опрос свидетелей был, они описали молодого офицера. Муж сказал дела не заводить, сам разберется. Она убила себя в присутствии сестры, с которой перед этим подралась. Это видела домработница. Мне приказано было имя мужа в деле не упоминать. Расследование замяли.
Один из офицеров что-то сказал на ухо начальнику управления.
— Да, — сказал начальник, вздохнув, — жена генерала Горшкова…
Карпелов так вытаращил глаза, что начальник поморщился и махнул рукой.
— Застрелила своего мужа ночью на даче. Такие вот дела. Я, собственно, хотел узнать, есть ли у вас что-нибудь еще по делу этого, — он взял фотографию и отбросил ее, вздохнув, — этого офицера, чего нет в рапорте?
У Карпелова на этот счет было множество самых невероятных предположений, но он вовремя наткнулся на взгляд своего начальника.
Они уходили из управления вместе. Полковник был мрачен, как всегда, но почему-то необычайно разговорчив.
— Так что, — они уже стояли у дверей его кабинета, а начальник все еще говорил, — уясни это как следует, ты мужик башковитый, напиши, если придумаешь чего.
Карпелов уяснил следующее. Жена председателя финансовой комиссии застрелилась из оружия мужа. Пистолет был им куплен и зарегистрирован. Генерал был убит из своего оружия. Не личного, а подаренного министром внутренних дел. Внимание Карпелова было обращено на то, что в свое время министр этого оружия надарил несметное количество, и все — ПСМ. «Мозгуешь?» — спросил почему-то при этом полковник. Женщина, убившая себя, почти все время, пока оттягивалась с молодым офицером, была под наблюдением нанятой мужем слежки. Дальше — совсем непонятное. Слежка эта — три здоровенных мужика с отличным послужным списком найдены убитыми и почти сожженными недалеко от дачи застреленного генерала. А офицер на фотографии — любимчик генерала. Карпелов так возбудился, что позволил себе несколько вопросов. Он получил на них ответы и узнал, что жена генерала сначала взяла всю вину на себя, пока не нашли протертый пистолет в траве у дома и подожженные трупы неподалеку на поляне. Потом она говорила совсем другое и только при адвокате. По поводу самоубийства можно будет получить любые материалы от коллег Черемушкинского округа, а вот с генералом… «сам понимаешь!»
Карпелов понимал.
— Разрешите обратиться? — Он стоял в открытых дверях и все никак не мог решиться. Полковник молча кивнул на стул. — Я по поводу парнишки этого. Пеликана. — Карпелов медленно прикрыл за собой дверь, но садиться не стал, остался стоять. — Нет у меня подтверждения вашей версии. О дискредитации. Побаловался он немного, знаете, какая сейчас молодежь? Хотят сразу и все. Денег, признания.
— Знаю ли я, какая сейчас молодежь? — удивился полковник. — Это ты меня спрашиваешь? Пятнадцатилетние пацаны собственную бабку убивают за пятьдесят рублей, насилуют и умирают от передозировок, а ты меня спрашиваешь!
— Есть и те, которые через десять лет будут нашим государством управлять. Строить и детей растить. Просьба у меня. Считайте, личного характера. Я подведу его под неумышленное хулиганство. Ему дадут условно по молодости. Опять же, нам помог, пострадал при попытке задержать снайпера.
— Ну знаешь!.. — Полковник встал, подошел к окну и повернулся к Карпелову спиной. Карпелов поднял глаза, ему стало легче выговорить, что он хотел:
— Сегодня по радио услышал. Оказывается, у нас в тюрьмах сидят те, кто не смог себя защитить. Вот такая в обществе реакция на искоренение преступности. Пеликан не будет сидеть, я для этого все сделаю. Он не преступник, он просто дурак. Мало я посадил плохих мальчиков? Я не буду за счет таких вот дураков процент рас-крываемости нарабатывать. Разрешите идти? Я должен еще раз внимательно все продумать и написать вам подробно соображения по поводу этих самоубийств.
Полковник повернулся и удивленно смотрел на Карпелова почти пять минут. Карпелов честно опустил глаза и молчал.
— Свободен. Работай.
— Есть работать.
— Как ты меня нашла? — спросила Ева, задохнувшись в желтых волосах. Волосы пахли улицей и теплым ветром с горьким привкусом вчерашних духов. Далила стояла, опустив руки, пока Ева обнимала ее и трясла.
— Это было трудно. Я сама себе противна.
— Мама забрала меня с моря, — заявил Кеша, глядя на них, — она сказала, что тебя нельзя бросать в беде, а бабушка говорит, что дети — это счастье, а никакая не беда. Ну? Где у тебя беда?
Заплакали близнецы. Не очень громко, словно пробуя, как это получается. Ева нашла глазами корзину на полу.