Поезд для Анны Карениной

«Черт шальной», — хотел сказать Карпелов и обнаружил, что совершенно не может издавать звуки.

— Проснись, чудушка, — услышала Ева и открыла глаза. Она несколько секунд не могла понять, что происходит, зарывая пальцы в сено и оглядываясь.

Лошадь бежала быстро, Еву трясло на рытвинах. Павлуша повернулся к ней.

— Проснулась? Ты как, девушка нервная? — поинтересовался он. — А то волки ведь.

— Где? — Ева встала на колени и смотрела назад.

— Сбоку смотри. Накатывают. Матерые.

Ева смотрела и сбоку. Но ничего не видела. И вдруг — выплыла луна, заливая неестественным светом открытое пространство, словно в театре дернули занавес. Чуть сбоку от дороги, красуясь, легко бежали волки.

— Держись, я наподдам! — крикнул Павлуша и встал, захватывая вожжи.

Ева удивилась, что спокойная лошадка умеет так быстро бегать. Она вцепилась руками в край телеги и смотрела на бегущих зверей с восторгом.

— Два, три… пять, шесть, семь, восемь!..

— Да, многовато. Не семья, стая! — рядом с ней садился спиной к лошади Павлуша.

— А как же?.. — удивилась Ева, показывая на брошенные вожжи.

— Скотинка сама понимает, что к чему. Не убежит — помрет. А вообще она пуганая, мы с ней два раза уже уходили. Только этих много. Сколько насчитала?

— Двенадцать!

— Ну и чего радуешься, дура!

— Красиво же! — обиделась Ева.

— Красиво будет сейчас, когда стрелять начнем. Доставай свою цацку. Целься метче, а то патронов не хватит.

— Восемь — мои, — сказала Ева.

— Хвалилась гусарка гусю: «Я яйца в камышник носю!» Попади хоть раз, может, они бросят нас, чтобы сожрать подранка.

Ева прицелилась и выстрелила три раза.

Три волка кувыркнулись и упали.

— Я забыла спросить, а куда стрелять надо? — спросила она, повернувшись к открывшему рот Павлуше.

— Ничё, — похвалил он, — можешь. Стреляй как попало, видишь, догоняют! — Долго целился и выстрелил из ружья, сшибая ближайшего волка.

Ева сняла пятого. Волки у подстреленных братьев не оставались, бежали упорно за телегой.

— Стреляешь ты хорошо, а считаешь плохо. Еще десять. — Павлуша выстрелил и не попал.

Ева выстрелила дважды. Два волка словно исчезли: луна уходила за» небольшую тучку, все вокруг исчезало в темноте, только полоска света от оставшегося кусочка луны двигалась рядом, и те, кто попадал в неосвещенное пространство, становились невидимыми.

Близкие волки были так хорошо различимы, что Ева видела, как у первого трясутся от бега мышцы на матерой груди летней облезлости, как падают капли с завернутого набок языка. А дальние силуэты светились зажженными огнями глаз.

Лошадь, совершенно не пугаясь выстрелов, неслась по дороге. Телегу трясло так, что у Евы стучали зубы. Они стреляли, уже не считая подбитых, потом и у Евы, и у Павлуши кончились патроны.

Павлуша молча протянул Еве второе охотничье ружье, Ева с двух выстрелов уложила еще двоих.

— Плохо дело, — вздохнул Павлуша, наблюдая оставшегося преследовать их волка, — лошадка устает. Догонит нас зубастый.

— Как это — догонит?! Он что, прыгнет на нас?

— Или на нас, или на лошадь. Ладно, не бойся, завалим и этого. Я сейчас лошадь потише уговорю, ты сиди и покрикивай помаленьку, чтоб он не стал на лошадь идти, а на тебя готовился.

— Как это — на меня?!

— Вот так. — Павлуша достал кожаный футляр и вытащил из него охотничий нож с большой рукояткой и широким лезвием. — Если же пойдет на лошадь — нам конец.

Ева смотрела, как Павлуша укладывается перед ней и устраивается головой совсем рядом с ее коленками. Он лег на спину, ноги расставил широко, уперевшись в углы телеги.

— Кричи, чего молчишь! — Одной ручищей он нагребал на себя сено, в другой держал уставленный в небо нож.

— Ай-я-я-я-яй! — закричала Ева и замахала руками в странном азарте. Невозможно было понять, боится тело или радуется звериной радостью охоты.

Лошадь хрипела и явно замедляла ход. Волк был совсем рядом. Он бежал не прямо, а чуть петляя, словно примериваясь, прыгнуть ли в телегу или зайти сбоку и завалить лошадь.

— Эй ты, морда, сожрать меня хочешь?! Иди сюда!

Волк прыгнул в телегу. Оттолкнувшись мощно задними лапами, он пролетел в воздухе почти три метра. Ева увидела перед собой морду и легкий оскал — в мокрых розовых с черным деснах желтоватые зубы, — но не могла сдвинуться с места. Словно ее заколдовали. Павлуша поднял руку с ножом, распарывая над собой живот с нависшими сосками, и успел перевалиться на бок. В Еву брызнула теплая кровь, она закрылась рукой. Волчица упала на вывалившиеся внутренности и еще скребла, не веря, передними лапами в последней попытке достать женщину, прежде чем остыла глазами.

Только после этого Ева испугалась. Лошадь остановилась, Павлуша вышел к ней и укрыл попоной, успокаивая. Он вытерся кое-как соломой и стащил волчицу на землю.

— Ох, и тяжела! Утрись. Кровка на лице.

Она, глотая мокрый воздух, достала из кармана куртки платок и вытерла лицо. Посмотрела на красные пятна, искала слова, но ничего, кроме «ни хрена себе!», не нашла, слезла, чтобы пройтись, и тут же присела на подвернувшиеся ноги.

— Сходи по-маленькому, сходи, — сказал Павлуша и, не стесняясь, пристроился у телеги.