В школе ситуация поначалу тоже была не из простых. В первые месяцы если Марти не закатывала истерику, то она непременно забивалась в угол и, отворотившись от класса и прижав к груди обе руки, как если бы у неё болело сердце, могла простоять так весь оставшийся день, не реагируя ни на что. Тогда вызывали маму или отыскивали меня или Рэй, чтобы мы, поговорив с сестрёнкой, постарались вернуть её к прежнему состоянию. И, даже если сейчас такое может показаться глупым, этот способ действительно работал. После непродолжительной, спокойной беседы длиною всего-то в перемену Марти отмирала, возвращалась на своё место, брала в руки карандаш и продолжала занятие как ни в чём не бывало.
Затем всё относительно стабилизировалось, и, если Марти не донимали, она держалась ровно и даже начала понемногу общаться со сверстниками. Тогда и для всей нашей семьи наступила долгожданная пора затишья.
Мои двенадцать лет тремя словами не опишешь, ведь, не в пример тому, что было ранее, эти годы выдались насыщенными и полными разнообразных событий. Греющих душу или окунающих в океан грусти, незначительных или в корне поменявших, казалось бы, всё вокруг. В любом случае, дающих жизненный опыт.
Мы с Сиршей любили приходить друг к другу с ночёвкой. С самого раннего детства. Ведь, в конце концов, почему бы и нет? Наши родители прекрасно знали друг друга, а мы были только «за» провести целый вечер, а затем ещё и ночь за болтовнёй или играми. И всё дошло до того, что я почти поселилась у неё, а она – у меня. Сирша стала полноправным членом семейства Уолш, а я – семьи МакКоннор. Это означало, что мы имели полномочие заявиться в дружественный дом в любое время суток, даже без приглашения, а также, что было совсем уж здорово и имело место, в основном, в летние каникулы, пожить у подруги несколько дней. Для гостеприимной Бронвин МакКоннор я была словно родная дочь, а мои родители ровно так же относились к Сирше. Братья и сёстры нисколько не удивлялись, когда, приходя домой, обнаруживали у нас мою подругу. Напротив, они искренне недоумевали, когда её в нашем доме не было. Тогда ко мне подходил по меньшей мере один человек с неизменным вопросом: «А где Сирша?»
В один из промозглых октябрьских деньков, когда ничего не хочется делать, а единственное вертящееся в голове желание – это устроиться в тёплой кроватке или на мягком диване с увесистой, хорошей книгой, мы с Сиршей, бросив рюкзаки в спальне, сидели у неё на кухне и лениво потягивали обжигающий земляничный чай. Это было только самое начало долгожданных выходных, не нужно было никуда спешить, и мы упоённо наслаждались каждой минуткой, каждой секундой, проведённой в таком вот незыблемом спокойствии. Безмятежный домашний дух и тишина окутывали нас с головы до ног, и на момент я поймала себя на мысли, что жутко хочется спать. Чтобы мозг не отключился, я убрала руки из-под головы, с трудом заставив себя напрячь шею.
– Слушай, – Сирша зевнула и нечаянно стукнула чашкой по столу. Видимо, она тоже потихоньку засыпала. – Пока я не забыла: скоро мама придёт… Ты же не против курицы на ужин?
Я попыталась смахнуть остатки дрёмы, в полной уверенности всплеснув ладонями:
– Спрашиваешь! Обожаю курицу.
Разговор получался бессмысленным, однако настроение моё мигом подскочило в плюс. К курице я питала горячую любовь с самого детства, может быть, оттого, что мама просто мастерски умела её готовить. Печёная, пирог, суп, жареная – это не имело значения. За какое бы блюдо из курицы мама ни принималась, всем заведомо было очевидно, что по итогам оно выйдет божественным.
Мы снова замолчали и уставились кто в чашку, кто в окно. Но это было не плохо, наоборот, в такие минуты совсем не нужно разрушать идиллию – лучше получать удовольствие от самого витающего в воздухе покоя.
Так или иначе, данное правило не значило абсолютно ничего для порывисто распахнувшей дверь на кухню и впустившей при этом в помещение немного уличной свежести Бронвин МакКоннор с сумками. Видно, по дороге с работы она заскочила в магазин.
– Привет, девчонки! – энергично махнула нам дева-русалка (вымокшая под дождём, она сделалась просто копией этого сказочного персонажа) на пути к холодильнику. – Чего киснете?
– Мы не киснем, – проскандировала Сирша. – Мы созерцаем.
Её мать в качестве ответа с грохотом расставила на столе перед нами целую кучу бутылок с различными соусами.
– Дождь, что ль, созерцаете? – усмехнулась она, кивнув в сторону окна. – Ну это неинтересно. Вот курицу в духовке созерцать повеселее будет. Давайте вы лучше соус сделаете, Сирша знает, как. А я потом замариную мясо, и к ужину как раз управимся. Годится? – выждав паузу, предложила миссис МакКоннор. – Да чего вы какие варёные? Неужели в школе так страшно мучают? – она поочерёдно потрогала наши лбы и, убедившись в том, что температуры у нас нет, собрала немного дождевой воды с плаща и брызнула каждой в лицо. Мы недовольно ойкнули, но мигом взбодрились. – Вот так-то лучше, – Бронвин МакКоннор выдала добродушный смешок и, энергично притопывая, ушла выполнять свою часть миссии.