Через некоторое время улыбающаяся Пань Хун ввела меня в курс дела, дала списки групп и уточнила расписание. Мне предстояло вести курс письменной речи, что в Китае называется «сочинением». Понятно, что никто из китайских преподавателей этот курс не потянет, а русская «профессорша» до него снизойти не могла, да еще за такие деньги. Она даже письменные работы своих магистрантов проверяла довольно странно. Однажды я случайно заглянул в тетради, лежащие на ее письменном столе, желая познакомиться со знаниями ее учащихся, но к своему ужасу увидел, что в уже проверенных работах были оставлены незамеченными некоторые довольно очевидные ошибки. На мой недоуменный взгляд, она, не моргнув глазом, ответила: «Я этот бред всерьез не воспринимаю». Вот тебе и профессор из России!
Мне же предстояло не только воспринимать еще больший бред, но и пытаться доказать, как надо научиться не писать бред. Тем более что часов явно было мало, каждой группе отводилось лишь 17 занятий на семестр, а потом они должны были написать экзаменационную работу. Я оказался в весьма затруднительном положении, поскольку вынужден был работать с людьми, которые русского языка почти не знают, и за короткий срок продемонстрировать на кафедре свои педагогические способности, по которым, возможно, будут судить при приглашении меня на факультет в качестве специалиста. Задача, прямо скажем, не из легких. Но выхода не было, и я в очередной раз решил: «Где наша не пропадала».
И вот, наконец, в который раз сбылась мечта идиота! Я опять вхожу в студенческую аудиторию, только студенты уже не русские, а китайские. Пятнадцать пар уставившихся на меня глаз.
– Здравствуйте! Я туда попал или не туда? Это вы изучаете русский язык?
– Да-а!.. – послышалось в ответ.
И вновь я почувствовал себя окрыленным, все-таки это действительно была моя стихия. Конечно, это только первый, можно сказать, праздничный день, а потом будут будни и, судя по началу, нелегкие. Мои студенты русский язык понимали слабо, причем, это группа, большей частью девушек, которые изучали русский язык в школе, а что же будет там, где русский язык начали изучать только полгода назад. Никаких программ и учебников у нас не было, все надо было готовить самому методом проб и ошибок. План на первое занятие уже оказался чрезвычайно завышенным, поэтому пришлось перестраиваться по ходу занятия. Но какой-то интерес у моих учеников был, и это вселяло в меня некоторую надежду.
Многие из них очень боялись разговаривать, в классе царила жуткая стеснительность. Было видно, что разговаривают на иностранном языке очень мало, даже на тех занятиях, которые отведены для практики устной речи. Как правило, на все вопросы отвечали одна-две наиболее сильные студентки, а этого допускать было нельзя, потому что другие в это время отключают свое внимание и постепенно привыкают к тому, что их это почти не касается. Необходимо было как-то поломать эту привычку. Первые же вопросы, обращенные к другим, вызывали в ответ лишь испуг и очень милую улыбку, а иногда и полное смятение вплоть до готовности сгореть от стыда или расплакаться.
Мои опасения в адрес третьей группы оказались напрасными – начинающие были, пожалуй, даже поинтересней, чем другие, одно только наличие в группе Максима и Даши (имена моих собственных детей) уже многого стоило. Узнав об этом, ребята тоже очень обрадовались. Активность у них была послабее, но вопросы задавали более грамотно, тщательно их проверяя, поэтому ошибок было меньше. Радовало общее доброжелательное отношение, а уж милые улыбки, как солнышки, согревали душу. Я в них уже почти влюблен – соскучился по аудитории, по глазам, направленным на тебя, по нормальной цивилизованной обстановке, так контрастно отличающейся от рыночной, где для поддержания штанов по-прежнему приходилось работать в свободное от этих занятий время.
Трудно описать свои первые знакомства с группами, поскольку «восток – дело тонкое». В это время часто приходилось вспоминать красноармейца Сухова и его сентенции, одна из которых гласит: «Народ подобрался все более душевный…». Большая часть студентов – девушки, по-китайски любопытные, по-азиатски пугливые, как дикие серны, по-восточному миниатюрны и хрупки, как хрустальные вазы. При малейшем общении краснеют, как майские розы. Попытался погладить по голове одну маленькую девушку, у которой русское имя (русские имена им дают в самом начале изучения иностранного языка. – А.Ш.) было такое же, как у моей дочери, так она вздрогнула и спрятала голову в плечи. А уж стоит только похвалить, то есть таким образом выделить из других, как по ее реакции сразу вспоминаешь фразу знаменитой Гюльчатай: «Господин назвал меня любимой женой!»