Поезд на Правдинск идет без остановок

Краска на стенах давно потрескалась и полопалась, на ней красовались матерные надписи и следы ботинок. Местами густо чернела застарелая плесень. Георгий медленно шел по частично разобранному паркету, прислушиваясь к звукам заброшенного здания. Где-то наверху выл в разбитых окнах ветер, то тут, то там слышались шорохи и скрипы. Институт словно продолжал жить своей тайной загробной жизнью. Георгий давно привык к заброшенным зданиям, но здесь ему стало немного не по себе. Чтобы отогнать неприятное ощущение, он ускорил шаг. Коридор завернул налево, затем направо. Наконец двери закончились, и показался проем пожарной лестницы. Несколькими этажами выше слышны были голоса двух подростков, они обсуждали улов, собранный в разоренных лабораториях. Георгий выключил фонарик и подождал, пока голоса удалятся.

На лестнице под ногами хрустело битое стекло. Стараясь не мелькать в выбитых окнах, он быстро спустился на несколько пролетов и оказался в подвале. Под землей было жутко холодно, у Георгия почти сразу начали мерзнуть руки. Стены были отделаны белой советской плиткой, от которой отражался и расходился бликами свет фонарика. Тянувшаяся вдоль коридора ржавая водопроводная труба вросла в пол огромной сосулькой. Трекер предсказуемо не работал. Георгий определил ледяной сталагмит для себя как ориентир и углубился в подземный лабиринт, стараясь запоминать дорогу. Звуков в подвале почти не было, лишь изредка где-то в глубине коридоров попискивали крысы.

Низкий, покрытый инеем потолок давил на виски. Вскоре у Георгия разболелась голова. Все кабинеты и лаборатории, которые встречались ему на пути, были давно разграблены и замусорены, некоторые явно использовались в качестве туалета. Наконец, когда он уже почти решил повернуть назад, в одном из тупиковых ответвлений коридора обнаружилась выкрашенная черной краской широкая металлическая дверь. Она была вся исцарапана и разрисована баллончиком. Кнопки кодового замка старательно подпалили зажигалкой.

Георгий понял, что нашел то, что искал. Дрожащими от волнения и холода пальцами он раскрыл записную книжку и стал поочередно вбивать выписанные числа. Металлический рычажок замка был отломан, и Георгию приходилось двигать его отверткой – сначала вниз, чтобы проверить код, затем вверх, чтобы сбросить неправильное число. Механизм заржавел, и все манипуляции с ним требовали значительного усилия. На то, чтобы перебрать все комбинации, ушло около пятнадцати минут, к тому моменту у Георгия уже отнимались пальцы. Замок меж тем и не думал поддаваться. «То ли кошка порвала нужный номер, то ли его и не было в архиве», – рассерженно подумал Георгий. Близость к объекту поиска не давала ему покоя. Его подгонял злой азарт, граничивший с амоком. Георгий попробовал вскрыть дверь отмычкой – бесполезно. Затем он начал с остервенением вбивать все варианты чисел, которые приходили ему в голову. Он понимал, что шансы на успех ничтожны, но не мог остановиться. Он проверил все даты, которые могли хоть как-то косвенно относиться к проекту, – не подошла ни одна. То же с советскими праздниками и памятными днями. Тогда он стал перебирать годы один за другим в хронологическом порядке. Закончился двадцатый век, пошел девятнадцатый. Непослушными пальцами Георгий вбил цифры 1–8-7–0, потянул вниз отвертку. Внезапно вместо привычного сопротивления отвертка провалилась вниз вместе с рычажком. Щелкнула задвижка – и дверь чуть отстала от рамы.

Георгий потрясенно замер, но секунду спустя опомнился: «Ну конечно, год рождения Ленина! В семидесятом отмечали столетие Ильича, в памяти должно было быть свежо». Он быстро дернул ручку на себя, пока замок не закрылся обратно. Тяжелая дверь со скрипом поддалась, и из открывшейся темноты донесся легкий йодистый запах. Георгий направил фонарик в дверной проем. Свет отразился от какой-то блестящей поверхности. Он опустил луч чуть ниже и осмотрел комнату. Стены, пол и потолок были покрыты свинцовыми листами. Под ложечкой тревожно засосало. Георгий пожалел, что не захватил с собой дозиметр. «На всякий случай лучше здесь не задерживаться», – подумал он. Посреди зала стояло что-то вроде большой продолговатой тумбы, укрытой брезентовым чехлом. Ни мебели, ни каких-то других предметов в комнате не было.