Поезд на Солнечный берег

Зеркало словно подернулось туманом. На мгновение Филипп увидел себя и Матильду, озаренных огнями фейерверков. Он хотел спросить о чем–то, но таинственное лицо уже потускнело, расплылось, и зеркало вновь сделалось темным и неподвижным. Лаэрт, подслушивавший за дверью, покачал головой и скользнул в комнату. Вампир никак не мог взять в толк, зачем надо разговаривать с собой на два голоса, но, как хорошо вышколенный упырь, он не подвергал обсуждению поведение хозяина.

– Что это? – спросил Филипп, указывая на ворох одежды, которую вампир приволок с собой.

Лаэрт объяснил, что, поскольку хозяин идет на день нерождения, ему не следует ударить в грязь лицом, не то его верный вампир–домоправитель (не путать с домовым, это вообще низшая категория темных сил по классификации высокочтимого ученого Шпренгера), – так вот, оный вампир в случае неудачи будет до скончания веков терзаться угрызениями совести. Филипп понял, что Лаэрт не отступит, и покорился неизбежному. С неимоверной быстротой вскрывая и разворачивая коробки и пакеты, вампир показывал, объяснял, расточал хвалы, примерял на хозяина, на себя, тряс в воздухе, сыпал словами, описывая все неописуемые достоинства этой вещи, словом, вел себя точь–в–точь как торговка в приснопамятных Лужниках конца далекого ХХ века, когда она твердо решила вытянуть у вас деньги, – с той только разницей, что Лаэрт проделывал все это совершенно бескорыстно.

– Рекомендую, – верещал Лаэрт, – ультрамодный костюм «Умри от зависти», сделан из особо прочной паутины, сшитой лазерным швом, с металлическими заклепками; или «Принц не нищий», джинсы с прорехами, залатанными рубиновыми и сапфировыми заплатами; или…

Но Филипп был противником излишеств в одежде. С помощью Лаэрта он облачился в белую рубашку, простой костюм из серебряной парчи и куртку–хамелеон из кожи Бальзака, менявшую цвет в зависимости от того, сколько красивых девушек находилось рядом с ее обладателем. Обычно куртка стояла на максимуме, выражавшемся в переливчатом пунцовом оттенке. Впрочем, вела она себя вполне прилично.

– Жуткий красавец! – в экстазе заключил Лаэрт.

Вампир летал вокруг Филиппа, пинал шары, сдувал с хозяина пылинки и восхищался во весь голос: несомненно, это было самое удачное одеяние хозяина, с которым не мог идти в сравнение никакой жалкий смокинг, – как известно, род халата, который наши предки носили за неимением лучшего.

– Изумительно! Восхитительно! Обворожительно! – простонал вампир в 624–й раз, потирая три пары рук и обмирая от неподдельного восторга.

Филипп повернулся к зеркалу, и оно показало ему стройного молодого человека с тонкими чертами одухотворенного лица и непокорной каштановой прядью на лбу. Он отбросил ее назад, и отражение в зеркале показало ему язык. Что и говорить, он был очень хорош.

– Я возьму истребитель, мало ли что может случиться в дороге. Если будет пробка, придется нырять штопором.

Лаэрт хлопнул в ладоши, и в стене, мягко зазвенев, открылся лифт. На прощание Филипп в отместку показал своему изображению нос. А потом дверцы лифта сомкнулись, и в следующее мгновение он вознесся на крышу, где Филиппа ждал аэромобиль «Черный айсберг» 2200 года выпуска, коллекционная модель, снабженная к тому же четырьмя сверхреактивными двигателями, усовершенствованной катапультой и особыми средствами на случай столкновения с воздушной полицией. Филипп пристегнулся. Лаэрт висел над взлетной площадкой и, утирая слезы, махал платочком. Плавно поднявшись над крышей, машина развернулась на двести шестьдесят пять градусов и ринулась в ночь.

Сон второй