Поезд следует в ад

Он вскочил с постели, натянул рабочие брюки и рубашку из грубой хлопчатобумажной ткани. Ай да дьявол! Не обманул-таки. В прочной брезентовой сумке, что стояла возле складной кровати, нащупал тяжелый прямоугольный предмет величиной с амбарную книгу. Руки дрожали от волнения, когда он расстегивал неподатливые застежки и доставал толстый потертый фолиант, переплетенный в коричневый коленкор, — и задрожали еще больше, когда он узнал собственный почерк. Перед ним было что-то вроде дневника или личного рабочего журнала.

Ага, посмотрим… Написано торопливо, местами неразборчиво, видно, что в походных условиях. Даже страницы кое-где помяты и запачканы. И все вперемешку — описания находок, собственные умозаключения и выводы по этому поводу, мелкие происшествия и заметки «для памяти» по закупкам муки и сахара.

«26 июня 1950 года. Городище близ станицы Каменецкой занимает территорию почти 5 квадратных миль. Заселено предположительно во II — V веках до н. э. Самое древнее скифское поселение!

30 июня. Сразу за оборонительной насыпью с внутренней стороны оставлено открытое пространство шириной от половины до трех четвертей мили. Загон для скота или укрепление для военных надобностей?

2 июля. Обнаружено захоронение мужчины высокого роста (около 6 футов ), предположительно знатного воина. В кургане — останки четырех лошадей. Украшения конской сбруи, выполненные из золота в характерном «зверином» стиле (олень с подогнутыми ногами, тигр, кусающий горного козла), аналогичны изделиям, обнаруженным проф. Сретенским при раскопках в Минусинской котловине…»

Он читал страницу за страницей, и нервная дрожь сменялась радостью. Значит, правильны были его предположения о сибирско-алтайском происхождении народов, заселивших причерноморские степи!

В руки ему выпала фотокарточка, заложенная между страниц. Наташа, его Наташенька в ситцевом платье и соломенной летней шляпке улыбалась, скрестив руки на выпирающем под платьем животе. Именно такой он увидел ее своим внутренним взором, когда беседовал с Шарлем де Вилем, — веселой, кокетливой и чуть-чуть смущенной. Не было больше страха в ее глазах, только молодость, любовь и ожидание счастья.

Он стоял босиком на утрамбованном земляном полу в палатке с журналом в руках — и плакал от радости. Постепенно, день за днем он вспоминал всю свою жизнь — другуюжизнь, которой не было. Детство в Петербурге… Переезд в Москву вслед за отцом, получившим новое назначение в Железнодорожном ведомстве… Годы учения в университете… Ох и попойку они закатили по случаю окончания! Его однокурсник Радлов, помнится, тогда плясал, изображая бурятского бога, и пытался напоить пивом рояль.

Потом — женитьба на Наташе. Четко, будто на фотографии, он увидел их свадьбу — юную невесту в простеньком кисейном платьице, что сшила своими руками, и себя самого — огромного, неловкого, во взятом у приятеля парадном костюме. Рукава, помнится, еще коротковаты были, и его широкие, костлявые запястья все время вылезали наружу, как ни одергивай. Комнатка в мансарде под самой крышей… Денег было маловато, у него были всего одни брюки, зато сколько нежности! Сергей Николаевич даже покраснел, вспомнив первый год их совместной жизни.

Зато теперь он — известный, многообещающий ученый, профессор, отец семейства… На его лекциях в аудитории не бывает свободных мест, даже в проходах стоят иногда и с других факультетов приходят послушать. И это — в неполных тридцать три года, когда все еще впереди!

А вся его прежняя жизнь, тяжелая и горькая, в которой были боль и потеря близких, тюрьма, лагерь, годы забвения, — всего лишь нелепый кошмарный сон, приснившийся душной августовской ночью.

Сергей Николаевич накинул парусиновый пиджак, натянул пыльные сапоги и вышел из палатки. Он выпрямился во весь свой немалый рост, вдохнул воздух полной грудью… Стоять в прозрачном воздухе летнего дня, когда взгляд свободно блуждает по равнине, неизменной с тех пор, когда первый всадник проскакал на своем коне по ее просторам, было незабываемым ощущением, почти чудом.

— Сергей Николаевич, — Радлов осторожно тронул его за плечо, — идите скорее! Там новое захоронение. Уж хотели вскрывать, но я велел вас дождаться.

Сергей Николаевич быстро, размашисто зашагал за ним. В самом деле, сколько ж можно природой любоваться, когда дело стоит! На раскопе работа идет вовсю. Обожженные солнцем, перемазанные в земле потные люди улыбались ему и желали доброго утра. Он радостно узнавал лица сотрудников экспедиции и аспирантов, студентов, даже сезонных рабочих и со всеми успевал поздороваться.

— Вот, видите, четырехкамерная могила, в точности как в Пазырыкском захоронении!

Сергей Николаевич не смог дождаться, пока рабочие снимут верхний слой земли и разберут бревна, составляющие подобие шатра над могилой знатного скифа. Он как будто чувствовал, что сейчас перед ним находится самая значимая находка всей его жизни, закономерный итог многолетних научных изысканий. Вместе со студентами он принялся сам разбирать хрупкие от времени деревянные конструкции, и то, что он увидел, не обмануло его ожиданий.