Поезд в ад

— В горах, — ответил Маккензи. — Да, можно так сказать.

— Ну, тогда и не суди о людях, пока толком не разузнаешь, — заметила Элис угрюмо. — И то вон место, откуда меня вызволили, тоже не единственный кусок преисподней на земле. Девчонка, которая прислуживает за офицерским столом — мы ее подобрали у Бейкерсфилда — вообще была со стаей религиозных фанатиков, которые носились в простынях и совершали, в рот компот, человеческие жертвоприношения — каково? — не то богу, не то духу или кому-то еще, по имени Хари Кришна!

Маккензи не нашелся, что сказать. Элис слегка шевельнулась, уместив голову на прежнее место.

— Началось все с прошлой зимы, — сказала она. — Это когда Декер вдруг взял и двинул во все тяжкие на Калифорнию. Мы-то все разъезжали по Аризоне, Нью-Мексико, как-то раз забрались в Юту — там мормоны дали нам прикурить как следует. Мы стояли тогда в таксоне, и все считали, только для того, чтоб перезимовать в местах потеплее, а он вдруг как с цепи сорвался. Работа закрутилась, стали на поезд водружать всю эту херню-броню, заключенные закопошились с мешками с песком, начали собирать запас провианта и всего прочего, и никто ни черта понять не мог, что происходит. А за самим Декером парни готовы были хоть в пекло, хоть на битву со стихией, понятно? И вот несколько месяцев назад он собрал всех и выдал длинную речь, которую все поняли в лучшем случае на четверть: все что-то о Судьбе и как мы изменим историю, спасем Америку и так далее, а после этого все забрались в поезд и отправились на запад. Ну, а дальше ты знаешь.

Маккензи не знал, по крайней мере, в таком объеме, в каком хотелось бы, но Элис, похоже, уже устала рассказывать.

— Хочешь этого? — спросила она вдруг.

— Этого?

— Господи, Мак, ты же понимаешь! Этого, — сказала она нетерпеливо. — Прилечь. Потрахаться.

— А-а, — тупо выдавил Маккензи. — Э-э. М-м.

Сунув ладошку Маккензи за пазуху, Элис легонько сдавила ему грудь. — Не-а, ты об этом не очень помышлял. Или просто у тебя в самом деле проблема — столько времени прожить в горах!

— Пойми правильно, Элис, — сказал он. — Это место что-то не очень напоминает спальню.

Элис смешливо фыркнула.

— Остальные относятся к этому вполне нормально.

И вправду. Маккензи только сейчас обратил внимание, что темнота внутри вагона просто-таки наполнена различного рода шорохами, мычанием и стонами, а от тяжелого ритмичного дыхания стоял без малого сквозняк. На Маккензи, по крайней мере, это подействовало не возбуждающе, а скорее наоборот.

— Бог ты мой! — произнес он негромко.

— В общем-то, — заметила Элис, — делается все тихо, просто в этой железяке, как в банке, все усиливается, так что если ты в настроении сойтись поближе, не обращай внимания, что мы здесь не одни.

Элис, тихонько смеясь, подвинула голову ближе к его плечу.

— Эгей, Мак, отдыхай, я с тобой просто так, балуюсь. Не собираюсь я тебя насиловать. — Взяв Маккензи за руку, она плотнее прижала ее к своему плечу. — Единственно, чего я сейчас хочу, это чтоб ты меня обнял, вот так. Я ж не стерва какая-нибудь, Мак, просто я далеко от дома, и мне страшновато.

Той же ночью, где-то перед рассветом, из сна Маккензи неожиданно вырвал оглушительный грохот выстрелов прямо за вагонной стенкой. Он резко сел, слегка качнувшись, шаря руками по полу — то, что рядом девушка, он просто забыл.

Теперь было ясно, что гремит со всех сторон: отрывистые хлопки выстрелов, туканье пулеметов и более мерный тяжелый стук крупнокалиберных; то тут, то там иной раз раздавался сухой взрыв — должно быть, гранаты. Где-то — видимо в соседнем вагоне — пронзительно вопили от боли, страха или от того и другого разом. Вопль этот был такой высокий, что с трудом воспринимался барабанными перепонками. Что-то гулко шарахнуло в стену вагона.

— Господи Боже, Господи Боже, — повторяла Элис, добавляя что-то на незнакомом Маккензи языке. Судя по всему, она была на грани истерики.

Снаружи от дверей послышался голос:

— Эй там, не вставать, всем лечь на пол! Нас обстреливают.

Кто-то из глубины вагона спросил, кто.

— Пока еще не знаем, кто там, — отозвались снаружи. — Какая-то шваль местная. Навряд ли что-то серьезное, но все равно лежите, не поднимайтесь.

От головы поезда донеслось уханье спаренного тяжелого миномета. Секунду спустя ночь расщепил белый сполох, создав резкий контраст черного и белого. Стали видны мятущиеся — вопящие и стреляющие на ходу — силуэты.

Хорошо придумано, отметил про себя Маккензи, осветительные ракеты — это по делу. Грохот стрельбы быстро набирал силу и вместе с ним — взволнованные выкрики. Минометы выдали еще одну порцию осветительных, разогнав темноту. Неожиданно все перекрыл громовой гул, и поезд дрогнул от отдачи — в дело вступило орудие. В уши ударил сухой раскат, следом — взвизг снаряда. По крайней мере, в бой вступил один из танков.