Поезд в ад

Полоснувшая с той стороны улицы автоматная очередь взрыла землю перед и без того уже изрешеченным фасадом магазина. Фрэнк Ховик, резко пригнувшись, чертыхнулся, когда вместе со звоном пуль вокруг дождем посыпались крупные осколки стекла.

— Господи ты Боже! — процедил он, скорее, от глухого раздражения, чем от страха.

Медленно приподняв голову, он осторожно посмотрел через подоконник на здание, что через улицу: Господи ты Боже мой, парикмахерская! Окна там тоже были побиты, но внутри ничего нельзя было разглядеть. Можно, конечно, разрядить несколько обойм, поприжать их там, но стоило ли расходовать столько боезапаса? Пусть уж те выродки повыпустят побольше пулек, может, остудятся немного; патронная фабрика у них там, что ли? Вон как палят! Втроем — на одного-единственного, а грохота столько, что впору целый взвод свалить, а задеть до сих пор — так и не задели, если не считать пореза на левом плече, как раз над татуировкой с крылатым черепом и эмблемой «Харлей Давидсон», да и то от куска пролетевшего рядом стекла.

Их там трое; поначалу, вообще-то, было четверо, но недолго. Вон четвертый — посреди улицы, лежит, раскинув руки и уставясь в калифорнийское небо, хотя вряд ли он его видит. Ховик покончил с ним в первые же секунды стычки Двумя мягконосыми пулями — «тридцатками» — в грудь, это было в два раза больше, чем надо, но Ховик тогда спешил.

Неспешным движением — так, чтобы от улицы отделяла оштукатуренная кирпичная стена — Ховик поднялся на ноги. Что-то в самой последней очереди настораживало.

Человеком Ховик был дюжим, с глыбами мускулов; роста не особого, но широк в плечах и с бычьей шеей борца. Когда-то давно один тюремный охранник выразился, что Ховик, мол, напоминает ему «огроменный, черт его, пожарный гидрант» — сравнение все еще меткое, хотя в возрасте пятидесяти лет у «гидранта» стали образовываться кое-где уже и жировые прокладки.

Лицо у него поросло черной бородой, с обильной уже проседью, да и то, что проглядывало из-под щетины, смотрелось не сказать чтобы очень выигрышно: обветренная кожа в складках и морщинах, ну прямо мотоциклетная крага, и глубокий шрам через лоб. Длинные неподатливые волосы, тоже с сединой, почти по плечи, были повязаны красной шелковой лентой (за что Ховик мысленно себя уже ругал — дома щеголяй сколько угодно, но что за самоубийственная дурь цеплять ее на вылазку в незнакомое место, где в тебя наверняка кто-нибудь да выстрелит).

И тем не менее, подумывал Ховик, вполглаза посматривая за оконную раму, положение какое-то совершенно нелепое. Какого черта им вообще надо?

Стычка завязалась совершенно случайно. Ховик выходил из-за угла, и тут вот они, идут навстречу посреди улицы с оружием в руках; один при этом, очевидно, дает другому прикурить. Не успел Ховик отшатнуться за угол, как те уже в секунду безумно всполошились, завыли, будто псы во время гона, и давай стрелять без какого-либо намека с его стороны на угрозу, толком не целясь, к счастью. Действовали они без окриков или предупредительных выстрелов, явно пытаясь убить, а никак не отпугнуть; благо, стрелками они оказались неважнецкими, что и дало Ховику добраться до прикрытия в виде магазина. Отсюда одного из них он и срезал, после чего остальные метнулись через улицу, и вот сейчас они меж собой и беседуют, считай, что с самого утра.

Как ни прикидывай, во всем этом нет никакого смысла. Чего им надо? Ничего ценного у него, Ховика, с собой нет, — кроме винтовки да автоматического пистолета 45-го калибра на поясе, а у них, безусловно, своего оружия куча; и без того уже столько патронов извели, что даже достанься им Ховик убитым, и то потраченного на него уже не возместят. Будь: Ховик на мотоцикле, который много чего стоит — может, даже того, чтобы убить из-за него (кое-кто время от времени и пытался) — но мотоцикл упрятан за городком в лесу, и даже если б они его отыскали, то что им мешало просто укатить на нем, не учиняя тут этой баталии?

Дурь, заключил про себя Ховик. Полная дурь. Что странно — в основном, громилы и мародеры, рыщущие по брошенным поселкам, обладают, по крайней мере, прямо-таки крысиной сметкой, хотя в большинстве своем и на людей уже не похожи. Окончательно тупых, по сути, уже и не осталось — слишком много лет прошло, в течение которых стал требоваться мало-мальский разум просто для того, чтобы выжить, так что законченных тупиц изрядно поубавилось. Пройдет сколько-то лет, и тог да в самом делевозникнет ого-го какая проблема, ведь горстки уцелевших местами не на шутку уже путаются между собой: кое-где в отдаленных поселениях братья трахают сестер, отцы — дочерей, и салазки заламывают безо всяких разговоров, только последствий еще толком не видно, время не пришло.

Хотя эти-то клоунишки совсем еще зеленые, судя по тому что Ховик мельком успел заметить, и парнишка этот на улице тощий, растрепанный — даже близко никакой сноровки не выказал. Спятили, может? Такое Ховику видеть уже доводилось, причем не так уж редко.