Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки

Особенно решительной была базельская резолюция, поставленная на голосование в ноябре 1912 г. под сильным впечатлением опыта [Первой] Балканской войны^[360]. Базельский конгресс предупредил европейские правительства, что «германо-французская война привела к Коммуне, а русско-японская война привела в движение революционные силы народов Российской империи. Пролетарии считают свое взаимное уничтожение преступлением во имя прибыли капиталистов и славы династий».

Ленинизм — не что иное, как эти десять резолюций Первого и Второго Интернационалов, примененные к империалистической реальности международного военного конфликта 1914–1918 гг. и осуществление марксистских тезисов Коммунистического манифеста 1848 г. Таким образом, ленинизм — это результат прорыва устремлений Платона и Сократа, Канта и Маркса, и тот, кто хочет размышлять об этой проблеме реалистически и трезво, должен безусловно представить ее себе на фоне пламенеющего горизонта мировой войны, с которой он неразрывно связан. Ленин появился после того, как погибли двенадцать миллионов. Когда с антенн Кронштадта прогремел первый ленинский радиосигнал «Всем! Всем! Всем!»^[361], во всех солдатских окопах от Ипра и Вердена до Македонии и Риги началось брожение, полное светлых надежд. В глазах воюющих масс разных национальностей ленинизм предстал символом мира, в этом и состояла его сила и таинство его магии. Люди вышли из окопов и траншей, они перерезали колючую проволоку и по-братски пожимали друг другу руки, целовались и плакали. На фронте в тысячи километров от Балтики до Карпат вместо орудийных залпов и пулеметной стрельбы бренчали балалайки, солдаты угощали друг друга и пели песни. В этот момент осуществился тезис Сократа, «на полководцев посмотрели как на погонщиков ослов», и все толпами, с песнями двинулись по домам. «Мир без захватов и грабежа»^[362]. «Мир — народам, заводы — рабочим, земля — крестьянам». Таковы были ленинские директивы, прозвучавшие среди хаоса и анархии последней империалистической эпохи, и я думаю, что не было ни одного воюющего субъекта во всей Европе (субъекта, который был в состоянии думать и в соответствии с законами мышления делать логические заключения), который не ощутил бы впечатляющую истинность ленинских тезисов.[363]^[364] Речь шла о том, чтобы воюющие европейцы протянули друг другу руки и прекратили бойню. Несколько лет назад, выступая по проблеме русской революции перед университетской молодежью в Белграде, я сравнил эти события 1917 г. с положением в механике, когда подброшенное вверх физическое тело достигает наивысшей точки и гравитация становится равной нулю.

Точно так же комплекс проблем русской революции силой событий был подброшен на высоту обретения политической власти, а ленинизм с его тезисом о диктатуре стал субъективным и идеологическим фундаментом; этот комплекс проблем удержался на уровне политической власти и не упал, несмотря на гравитацию реакционных сил. И в самом деле! В 1917 г. реакционная гравитация по всей Европе приближалась к нулю, но ситуация на континенте, не имея ленинской базы, обвалилась назад, в «status quo ante bellum»[365], тем самым подтвердив ленинский тезис о том, что двадцатый век будет веком цикла империалистических войн. После двенадцати миллионов погибших^[366], 247 миллиардов 129 миллионов долларов международного долга, а теперь и после Версальского мира, европейские державы держат под ружьем около пяти с половиной миллионов солдат в качестве основы для 18–40 миллионов. Ко всему этому нужно прибавить и 84 дредноута, 167 крупных крейсеров, 1094 эсминцев и торпедных катеров, 400 подводных лодок^[367], а также около 100 000 аэропланов (по данным Лиги Наций и Центрального статистического бюро в Вашингтоне). Согласно «Дейли Экспресс», в данный момент на европейских верфях строится около 90 кораблей самого большого водоизмещения, а в японских доках, вероятно, стоит примерно столько же. Все государства вооружаются газом, и контуры новой химической войны уже обрисованы в мировой специальной литературе[368].

Итог в двенадцать миллионов погибших и 247 миллиардов долларов военных убытков был достигнут старомодными средствами, порохом и динамитом, на довольно ограниченном пространстве полей сражений. При химической войне не будет разницы между тылом и фронтом, следовательно, ущерб будет несравненно бо́льшим.