Поездом до рассвета

Садясь в машину к незнакомцу, Кристин бросила прощальный взгляд в окошко номера, где Лео все еще собирал свои нехитрые пожитки. Сердце ее сжалось от боли, которую она вовсе не собиралась испытывать, приехав сюда с Лео.

Ну и черт с тобой, Лео! Черт с тобой, если ты так ничего и не понял…

— Можно ли верить синоптикам? Этот вопрос сегодня больше всего волнует жителей и гостей городка Лайтшроубса. Еще вчера эти чудо предсказатели обещали нам солнце, погожий зимний денек без всяких сюрпризов, а сегодня Лайтшроубс представляет собой огромное мороженое, густо посыпанное кокосовой стружкой. Это похоже на последний день в Помпеях с той лишь разницей, что Помпеи засыпало пеплом, а наш Лайтшроубс накрывается толстым одеялом снега…

— Как можно слушать эту чушь?!

Элисон Хадсон выключила радио и, прикрыв заплаканное лицо ладонями, снова зарыдала.

— Это когда-нибудь кончится? — снова раздался за ее спиной суровый мужской голос.

— Нельзя же быть таким жестоким… — сквозь слезы прошелестела Элисон. — Неужели тебе плевать на мою боль?

— Какую еще боль, Элисон? — усмехнулся мужчина. — Прекрати хныкать, ты же знаешь, что это меня бесит.

— Не понимаю, как могут бесить чувства любящей женщины, — всхлипнула Элисон, все еще пряча лицо в ладонях. — Не понимаю, как можно быть таким черствым.

Вместо того, чтобы разжалобиться, мужчина стукнул кулаком по столу. Худенькие плечи Элисон вздрогнули.

— Да, что ты заладила одно и то же?! «Не понимаю», «чувства», «жестокий», «черствый»! Прямо, как в дешевой мелодраме! Не выношу мелодрам!

— Это ты заладил! — Элисон открыла покрасневшее лицо и уставилась на мужчину немигающим, стеклянным от слез взглядом. — «Не выношу», «бесит»! Есть хотя бы одна вещь, которая тебя не бесит?! Есть хоть что-то, чего ты хочешь?! Хочешь по-настоящему?!

— Да, — холодно усмехнулся мужчина.

— И чего же? — Элисон отерла мокрое лицо и посмотрела ему прямо в глаза.

— Избавиться от тебя. Навсегда избавиться, Элисон.

— Джен, вы меня слышите?

— Да, мистер Силвер… — Джен просунула мобильный под шапку и пригрозила пальцем маленькой обезьянке в потешной курточке, которая то и дело пыталась выбраться из дорожной сумки.

— Джен, вам нужно доехать до… вилки.

— До вилки? — недоуменно поинтересовалась у трубки Джен и покосилась на уже заметно нервничающего таксиста.

— Какой еще вилки? Я говорю до развилки, Джен.

— А-а, до развилки, — облегченно кивнула водителю Джен.

— До развилки, на которой стоит… спасатель.

— Спасатель, мистер Силвер?

— Указатель, Джен.

— А-а, указатель…

— На нем… воззвание устриц…

— Воззвание устриц, — механически повторила Джен, хватая обезьянку, все-таки выбравшуюся из сумки, за маленькую лапку. — Перл, а ну-ка перестань!

— Джен, какие еще устрицы?! — возмутилась трубка. — Какая Перл?! На указателе — названия улиц!

— Это я не вам, мистер Силвер! — Джен покраснела и замотала головой так, словно собеседник мог ее видеть. — Здесь очень плохая связь, я почти ничего не слышу!

— Такобризль! — трубка выкрикнула загадочное заклинание, и мобильный, издав несколько коротеньких писков, отключился.

— Такобризль? — Это что, мексиканская закусочная, где подают тако? Джен недоуменно уставилась на водителя, который в этот момент пытался вырвать из лапок расшалившейся Перл пачку сигарет. — Перл, прекрати немедленно!

Джен забрала обезьянку с переднего сиденья и вернула водителю столь наглым образом похищенные сигареты. Казалось, таксист окончательно потерял терпение. Но неутомимая Джен решила сделать последнюю попытку:

— Вы случайно не знаете, где находится Такобризль?

2

Последние сводки погоды не обманули: снегопад напоминал настоящее светопреставление. Сквозь огромные хлопья снега Пэм могла разглядеть только очертания голых деревьев, да пучки кустов, торчащих из-под ватного покрывала. Между деревьями Пэм заприметила какую-то фигуру, светлую, но все же выделявшуюся на фоне безупречно белого снега. Пэм подумала, что место, куда она попала, может быть парком, а неподвижная светлая фигура — статуей, пьедестал которой занесло снегом.

Ветер усилился, а Пэм до сих пор не определила сторону, в которую ей следовало двигаться, чтобы вернуться в гостиницу.

И какого же черта я вылезла из такси?! — подумала она, вытирая перчаткой слезы, уже смешавшиеся с водой — снежинки быстро таяли на горевших от волнения щеках.

А Брэд? Где он? Ей показалось, что он выскочил следом, но Пэм не была в этом уверена — она была так разъярена, когда отважилась на этот безумный поступок… Теперь злость уступила место страху и отчаянию.

А что, если она не найдет дороги? Что, если ее заметет снегом, как эти кусты? И она, Пэм, во цвете лет — конечно, если ее сравнивать с дизайнершей Брэда, то на старости лет, — будет лежать тут в одиночестве, под снежным одеялом, как под саваном.

Во всех красках представив себе эту картину, Пэм всхлипнула, однако тут же подумала, что плакать сейчас не время. Она не выберется из этого снежного плена сама, — это очевидно. Значит, нужно кричать, звать на помощь, делать хоть что-то для того, чтобы ее спасли.