Поездом к океану (СИ)

Этот же человек обеспечивал ей теплую одежду, относительную свободу и даже врача, когда в Ханое у нее начало кровить, и она была уверена, что все-таки потеряет ребенка. Не потеряла. Потому что рядом был он, принимавший от нее все. Сейчас он же помогал ей сносить сумку, в которой вместе с ее вещами, он это знал, были еще и вещи, принадлежавшие Жилю Кольвену. Кроме тех, что она нашла в его вещмешке, забрала еще и кое-что из форта. И самое драгоценное, что там было, — его «Вьетнамскую пастораль», которую никто не издаст во Франции, покуда они не признают своих ошибок и своей вины перед Индокитаем.

Аньес поеживалась от холодного ноябрьского ветра и делала шаг за шагом вниз, ищуще шаря глазами по головам тех, кого видела в порту, пока наконец не наткнулась на мать. Та увидела ее тоже и бросилась вперед.

— Можно мне? — зачем-то спросила Аньес, словно все еще была пленной.

— Конечно, — разрешил подполковник, и она, не видя его лица, была уверена в том, что он улыбается.

Ухватив полы своего пальто, Аньес зачастила шагами и вскоре оказалась в долгожданных и таких необходимых объятиях. В лицо ей пахнуло знакомым с детства запахом духов — Женевьева была всегда верна себе в отношении ароматов. Пальцы Аньес вцепились в рукава маминой одежды, будто ища защиты. Впоследствии, как ни силилась, она так никогда и не смогла вспомнить, что они говорили друг другу в те первые минуты. Должно быть, ничего и не говорили — что тут скажешь?

Но суть в том, что тех мгновений она никогда и не забывала, снова чувствуя себя маленькой, как в ту пору, когда можно было переждать любую грозу, спрятавшись под мамиными руками.

Впереди ее ждала дорога поездом до Парижа, разговор с начальством, вероятное увольнение из ведомства. Но это все потом. Продолжая цепляться за мать и чувствуя, как та поглаживает ее по спине, будто бы утешая, прямо сейчас она отчаянно смотрит на подполковника Юбера и спрашивает:

— Давайте отложим отъезд до завтра? Пожалуйста. Мы остались бы в отеле на ночь, один день ничего не решит? Я бы очень хотела побыть с мамой, господин подполковник. Ах, да… это моя мама… мадам Прево. Вы не знакомы…

* * *

Один день ничего не решал, потому ночью он надрался в баре гостиницы до состояния, в котором едва стоял на ногах. Бренди лилось в его глотку с ужасающей частотой, но голова все еще оставалась ясной. Это только тело почему-то не слушалось, но чертова башка никак не хотела забыть. А ведь надеялся, что поможет.

Надо отдать себе должное — это был первый срыв за все время пути, а путь занял несколько недель, покуда они достигли берегов Франции. Откровенно говоря, Лионец и рад бы был поскорее покончить с формальностями и сбыть рядового де Брольи с рук, но эта ненормальная баба решила напоследок устроить ему пытку.

Пытку. Настоящую и изощренную. От которой у него враз закружилась голова.

Весь ее вид — такой просящий, беззащитный, будто она сбросила в одну секунду все маски, там, на причале, возле матери — весь этот ее чертов вид вышиб землю у него из-под ног, заставив вспомнить, какая она была, когда он ее нашел.

Черт подери, даже когда в дороге у нее едва не случился выкидыш, Аньес вела себя иначе. Она лишь постучала в дверь его каюты и сказала спокойно и немного нервно, что у нее пошла кровь, а она не знает, где на корабле медпункт. Ни минуты не пыталась прикрыться непонятной, обтекаемой дурнотой, вуалируя правду. Она вся была вот такая… прямая. Ровная. Несгибаемая. Лишь эмоции менялись в зависимости от ситуации. И их Аньес приручила. С их помощью и манипулировала окружающими. И им.

А сейчас она где-то над его головой. Делит на двоих одну комнату с матерью. Где-то там, сверху, на втором этаже небольшой гостиницы. Юбер задрал голову вверх и посмотрел на потолок, будто бы мог там увидеть ее. Но почему-то не обнаружил.

— Эй, эй, господин офицер! — донеслось до него, когда он таки стал заваливаться набок со стула, и кто-то схватил его за шиворот. — Не хватало только чтоб вы сломали тут шею!

— Шею? — Лионец повернулся к подхватившему его официанту и задорно расхохотался. — Слушай, а ведь правда! Не хватает. Шею сломать — в самый раз, а?

— Камиль, в самом деле, уводи-ка его уже, а то он тут и заснет.

— Расплатился? — живо поинтересовался мальчишка.

— Так точно! — весело козырнул Юбер. — Я в состоянии… з-заплатить. И даже ос-ставить на чай. Или думаешь, нет? П-похоже, что у меня нет денег?

— Да есть, есть. Расплатился он. Камиль, уведи, бога ради, похоже, он хочет не то что шею сломать — бар разнесет в щепки.

— Да я и тебе, — хохотнул Анри и заплетающимся языком, все распаляясь, заговорил, пока официант хватал его под мышки и тащил к выходу, — и тебе… могу сломать твою шею, хоть она и б-бычья! Проверим?