Поэзия и поэтика города: Wilno — — Vilnius

«Путешествия» Сырокомли вливаются в традицию романтического путешествия, когда на смену интересу к экзотическим культурам народов дальних стран в тридцатые годы XIX века приходит интерес к изучению своего края — прежде, чем отправляться в другие страны, должно сначала изучить свою. Появляется много дневниковых описаний, в которых «глаз души» проник в древние стены, такие описания содержат и информацию о хозяйстве, быте, ментальности жителей; просвещенный путешественник, пилигрим, осматривает и отмечает места, достойные народной памяти. В этом Сырокомля разделял взгляды Крашевского. В книге оказывается важно и описание, и сопутствующее ему настроение автора. О таком путешественнике писал И. М. Гревс: «…в „путешественности“ разгорается особенно богатая и дружная работа, высокое вдохновение и напряжение всех свойственных человеку психических сил. Притом все окрашивается бодрою энергиею и радостным настроением, способным преодолеть значительные трудности; все сопровождается выдающимся подъемом темпа и ритма душевной жизни, высоким наслаждением творчества-открытия»[163].

Верный своему принципу, отмежевывась, по его словам, от метода «сухих исторических выкладок», Сырокомля описывает лишь выезд из Вильно через предместье Погулянка в сторону Трок (Тракай), старой великокняжеской литовской столицы. Его описания должны передать только впечатление, эмоцию — что писателю и удается с большой поэтической глубиной: «Взобравшись на нее [гору] по песку, бросаем последний взгляд на город в долине, окруженный густым туманом своих дымов и испарений, из-за которых четко прорезываются башни костелов» (с. 14). Важен для него не столько открывающийся пейзаж и вид города, сколько нечто иное, «то, что слито с сей блестящей красотою» (Жуковский): «глаз помимо воли обращается назад, ищет какого-либо знакомого предмета в этом людском муравейнике и прощается с городскими стенами, жалеет, что их покидает. И это очарование таинственного талисмана, которым обладает Вильно, ибо всякий, кто хоть недолго пожил в нем, должен полюбить его и всей душой к нему прирасти. Не слыхали, чтобы другой какой город на свете обладал такой чарующей прелестью, как Вильно, не славящийся ни великолепной правильностью своего внешнего облика, ни даже хорошо развитой светской жизнью» (с. 15).

Сырокомля один из первых заговорил о воздействии живописного вида этого города, о том почти невыразимом ощущении и особой ауре Вильно, о котором впоследствии будут писать и говорить очень и очень многие.

Можно добавить, что традиция подробных и квалифицированных путеводителей широко возродится в межвоенном Вильно в XX веке, и книги Сырокомли создали в этом и прецедент, и перспективу.

3. «Картинки» Игнация Ходзько

В колоритном бытописательстве Игнация Ходзько (Ignacy Chod'zko, 1794–1861) Вильно был одной из важных и интересных тем. Он учился в Виленскомуниверситете в 1810–1814 гг., позднее, в 1850-е годы, участвовал в работе Археологической комиссии. Ходзько писал рассказы и повести о жизни городской шляхты XVIII–XIX веков, которые выходили обширными циклами в стиле прозаической гавенды, они были очень популярны. Прежде всего это «Литовские картины» («Obrazy litewskie», 1840–1850), позднейший его цикл назывался «Литовские предания» («Podania litewskie», 1852–1860). Писатель нашел в этом городе свои особые, своеобразные локусы, может быть, потому, что его интересовали и люди, и их среда, и окружение.

«Уже исчезли с улиц и из городских названий дворки, которыми еще недавно густо застраивались предместья больших и некоторых небольших городов. Обыкновенно это были пристанища для средней шляхты в старости, а также хранилище ее добродетелей и обычаев»[164].Такие дворки представляли собою маленькие усадьбы, небольшой домик с садиком, иногда со службами, непременным колодцем. Очень уютные и по-человечески теплые, эти мини-усадьбы описываются Ходзько как упорядоченный и удобный, спокойный идиллический мирок — каким он и в самом деле был. Населяли его пожилые люди — супруги или вдовы с молодыми родственницами-компаньонками, воспитанницами, отставные чиновники, удалившиеся на покой шляхтичи; все эти колоритные персонажи, не богатые, но и не бедные, доживали здесь в покое и довольстве свой век, делили досуг с соседями, принимали гостей из провинции.