Поэзия Латинской Америки

В этой стране окаменелого плача
грозы колотят в черные барабаны
и соколы за неподвижные крылья прибиты
к высокому хрусталю мрачного неба.
О, кто ты, прерывисто рыдающий призрак
со сломанной шпагой, с сумеречными очами
и со спутанными волосами утопленника?
Каменная глыба, спящая под солнцем, покрыта
золотистым мохом и серым лишайником,
но она вздыхает древней грудью, мечтая
об огненных ласках первозданных бурь.

Там вдалеке, среди бесформенных утесов,

слышно рычание пум,
и треск ломающегося льда,
и чистый серебряный перезвон снежных колоколов,
и голоса боливийского ливня,
а ветер вздымает похожие на змей
туго заплетенные косы индейских принцесс.

В прозрачном меде мелодичных флейт

утро перебрасывает с вершины на вершину
легкие мосты из пепельной мглы
и одинокая птица роняет свою холодную песню
капля за каплей, как острый рубин за острым рубином.

Эти скалы некогда были стройными девами

и воинами в шлемах из кактуса или металла,
которые охотились за воздушными викуньями [78]и разбрасывали по небу стрелы, похожие на блестящих рыб.
А теперь, укрывшись каменными шкурами, и девы и воины спят.

Вот она страна сокровищ,

где слова всегда остаются зажатыми
за широкими пылающими губами.

Дикий дрок пустыни

раскрывает свой зонт, источающий слабый запах,
над горячим коралловым зевком заспанного оленя,
который соткан из легкого тумана.
Оленю вчера угрожала засада
осторожных и незримых ловчих
и стрелы, летящие из созвездий;
пропасть поглотила его стройную самку
с окрыленными ножками и страстными глазами.

Рядом с немыми существами, дремлющими в камне,

под небесным куполом у подножия гор,
тысячелетняя нагая вода
сонно лепечет в зеленых гитарах своих берегов.

На заброшенных дорогах, на которые льет дождь

сквозь неподвижную сажу непроницаемой ночи,
остаются следы перелетных птиц и бродячих сердец…
Есть час, накапливающий неосязаемую сладость,
тоску пламенеющих звезд и темнеющей бездны,
в этот час складывает руки странствующая смерть
под аккомпанемент приглушенной музыки,
и только монашеское пение дождя, падающего в песок,
ласково омывает и горький мирт, и злаки.

А дерево капули зажигает индейскую кровь

в ягодах, полных ярко-красного сока,
и по его ветвям восходит аромат
набальзамированных аравийских мумий.

ОСКАР СЕРРУТО [79] Перевод А. Косс

Плоскогорье

1