Читаем Поэзия первых лет революции полностью

В годы гражданской войны, когда творчество Бедного достигло наивысшего расцвета и пользовалось известностью и любовью в самых широких читательских кругах, дотоле не избалованных поэзией, в советской литературе преобладали образы обобщенные, собирательные, символические, запечатлевшие народную массу как единое нерасчлененное целое. Демьян Бедный принадлежал к сравнительно небольшому в то время числу поэтов, стремившихся к более конкретному изображению современной действительности. Это не означало, однако, что его творчество стояло как-то совершенно особняком, что он вообще прошел мимо характерных для поэтического движения тех лет устремлений, интересов. Если в торжественных, «пафосных» стихах Бедного зависимость от общеупотребительных приемов, методов выступает с достаточной очевидностью, то, в сущности, и в таких произведениях, как «Проводы», поэт тяготеет к собирательности, хотя осуществляет ее на свой манер, в излюбленной бытовой форме. Рассказывая о том или ином событии, Демьян Бедный щедро уснащает повествование конкретными деталями, подробностями, и персонажи, им выведенные, обычно производят впечатление живого лица, а не какой-то условно-аллегорической фигуры. Но в этом житейском правдоподобии тоже заключена доля условности. В одном стихотворении, имеющем подзаголовок «Фронтовой рассказ», так набросан портрет незадачливого паренька, попусту растрачивающего драгоценные патроны:


В грязь наш Кузя не ударит:


Как сурок, нырнув в окоп,


Из винтовки парень жарит,


Только слышно: хлоп да хлоп.


Расстрелявши все патроны,


Ковыряет он в носу:


«Вон шарахнулись вороны…


Знать, противник там… в лесу!»


Получив патронов пачку,


Кузя снова хлоп да хлоп!


Рядом смех: «Уйми горячку!


Эк захлопал, остолоп!»


Кузя хлопает, не слышит,


Бьет не в цель, а наугад.


Раскраснелся, жарко дышит,


Заслюнявил весь приклад222.


Поступки «героя» изображены как отдельный, вполне конкретный эпизод, и вместе с тем фигура этого Кузи носит явно собирательный характер, что подчеркивается и его нарицательным (выдержанным, опять-таки, в духе народной этимологии) прозвищем – Хлопушкин. В другом стихотворении, развивающем близкую тему о некоем Тите-лодыре, следуют оговорки («Сколько Титов на Руси на полатях дрыхнет?», «С этой лодырской породой много будет нам возни!»223), прямо обнажающие такую обобщенность, хотя в то же время не менее существенно, что обличение «лодырской породы» дается в лице одного Тита, наделенного каким-то подобием характерных примет и отличий. И в этом ключе выдержаны не только вещи с юмористическим (или сатирическим) заданием, но и многие другие произведения самой разной тональности, в том числе содержащие развернутый рассказ поэта о себе.

В последнем отношении примечательно стихотворное обращение Демьяна Бедного «Братьям казакам» (1918), предназначенное «донцам и кубанцам», оказавшимся в белой армии. Оно построено на утверждении классового единства между трудящимися, чему в немалой степени служит и образ автора-рассказчика, беседующего с казаками полюбовно, с полной откровенностью, – в обстановке тесного интимного «кружка»:


Ночь тиха, и небо звездно.


У бивачного огня,


Братцы, слушайте меня.


Это я – тут с вами рядом, –


Вас окинув братским взглядом,


С вами братски речь веду,


Как нам снова жить в ладу.


Знаю весь я ваш порядок:


С вами вместе пас лошадок,


Вместе бегал по задам,


По помещичьим садам,


Вместе с вами в хороводе


Пел я песни о народе,


О судьбе его лихой.


Я ль советчик вам плохой?


Я ли ваш первейший ворог?


Мне ли жребий ваш не дорог?


Я ль за вас – с врагом в бою –


Головой не постою?224


Автобиографический элемент в собственном смысле слова здесь отсутствует. Но идея родства, единомыслия приобретает особую убедительность и наглядность, потому что она проводится с помощью конкретно-бытовых ассоциаций, вплоть до физически-осязаемой близости автора, сидящего у костра, «тут с вами рядом». В силу этого слияния автора с героем и читателем, и создается атмосфера сердечной близости, товарищества, взаимопонимания, которая позволяла Бедному вести политическую пропаганду в широких кругах населения, подходя к своим слушателям не со стороны, а «изнутри» и превратившись в голос самой массы, осознающей свои социальные интересы и обязанности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей
Нелепое в русской литературе: исторический анекдот в текстах писателей

Ефим Курганов – доктор философии, филолог-славист, исследователь жанра литературного исторического анекдота. Впервые в русской литературе именно он выстроил родословную этого уникального жанра, проследив его расцвет в творчестве Пушкина, Гоголя, Лескова, Чехова, Достоевского, Довлатова, Платонова. Порой читатель даже не подозревает, что писатели вводят в произведения известные в их эпоху анекдоты, которые зачастую делают основой своих текстов. И анекдот уже становится не просто художественным элементом, а главной составляющей повествовательной манеры того или иного автора. Ефим Курганов выявляет источники заимствования анекдотов, знакомит с ними и показывает, как они преобразились в «Евгении Онегине», «Домике в Коломне», «Ревизоре», «Хамелеоне», «Подростке» и многих других классических текстах.Эта книга похожа на детективное расследование, на увлекательный квест по русской литературе, ответы на который поражают находками и разжигают еще больший к ней интерес.

Ефим Яковлевич Курганов

Литературоведение