Умчался…Уездный гвоздь – в селезенку!И все-ж – живу!Уж третью пятидневкув слякоть и в стужу– ничего, привыкаю —хожу на службуи даже ежедневночто-то дряблоеобедаюс кислой капустой.Имени ее не произношу.Живу молчальником.Стиснув вискистараюсь выполнитьпредотъездное обещание.Да… Так спокойнее —анемичником…Занафталиненный медикамен —тами доктордвенадцатью щипцамисделал мне аборт памяти…* * *
Меня зажало в люк.Я кувыркаюсь без памяти,Стучу о камень,Знаю – не вынырну!На мокрые доскимолчалкою —плюх!..* * *
У меня совершенно по иному дрожат скулы– сабель атласных клац —когда я выкрикиваю:хыр дыр чулЫзаглушаю движенье стульеви чавкающийраз двадцатьпод поцелуем матрац…(1919)* * *
В полночь я заметил на своей простыне черного итвердого,величиной с клопав красной бахроме ножек.Прижег его спичкой. А он, потолстел без ожога,как повернутая дном железная бутылка…Я подумал: мало было огня?…Но ведь для такого – спичка как бревно!..Пришедшие мои друзья набросали на него щепок,бумаги с керосином – и подожгли…Когда дым рассеялся – мы заметили зверька,сидящего в углу кроватив позе Будды (ростом с 1/4 аршина)И, как би-ба-бо[168] ехидно улыбающегося.Поняв, что это ОСОБОЕ существо,я отправился за спиртом в аптекуа тем временемприятели ввертели ему окурками в животпепельницу.Топтали каблуками, били по щекам, поджаривали уши,а кто то накаливал спинку кровати на свечке.Вернувшись, я спросил:– Ну как?В темноте тихо ответили:– Все уже кончено!– Сожгли?– Нет, сам застрелился…ПОТОМУ ЧТО, сказал он,В ОГНЕ Я УЗНАЛ НЕЧТО ЛУЧШЕЕ!(1922)Осень (Ландшафт)
Сошлися черное шоссе с асфальтом небаИ дождь забором всталНет выxода из досок водяного плена– С-с-с-с-ш-ш-ш-ш —Сквозят домаШипит и ширится стальной оскал!И молчаливо сxодит всадник с неба– Надавит xолод металлической души —И слякотной любовью запеленатС ним мир пускаетСмертельный спазмыПузыри —(Бульк:) пульс… бульз… бульзыри…1926Бенедикт Лившиц
(1887–1938)
Бенедикт Константинович (Наумович) Лившиц получил блестящее образование, прекрасно знал классическую литературу, а также, отлично владея несколькими языками, – французскую поэзию. Писать стихи он начал еще в гимназии. Его первая книга “Флейта Марсия” (Киев, 1911) получила похвальный отзыв Брюсова, отметившего “культуру стиха”. Надо сказать, что поэтика Лившица была очень близка традициям символизма, и его сближение с кубофутуристами вызвало много вопросов. Лившиц стал едва ли не самым активным участником группы “Гилея” – не только как автор, но и теоретик движения. Однако он не подписывал манифесты футуристов, да и, в отличие от них, прекрасно владел “правильным” языком. На эту творческую раздвоенность не раз указывали критики. В итоге Лившиц не принял крайностей футуризма. Ему претило словотворчество Хлебникова и заумь Крученых, более важной он считал эстетическую основу стиха, его мелодичность, образность. Разрыв с футуристами был предопределен, а уход поэта на фронт в начале Первой мировой войны лишь констатировал этот факт.