Поэзия социалистических стран Европы

Пишу. Вдруг запах рыбы от запруд
вошел. И сразу – в сердце, в ноздри, в поры!
– Меня послали,- говорит,- озера.
– Ну, как дела?
– Живу, как все живут.

Работа ждет на письменном столе.

Но не могу! Стучится гость незваный:
грибами пахнет. Это сквозь окно
вступает лес, растущий за поляной.

Потом вбегает тополь. Чуть живой,

косноязычный, до смерти влюбленный.
Ликует поле. Это по меже
везут навоз в телеге пароконной.

Потом – труба. Над нею дым лозой.

Мыча, идет соседская корова.
Потом – все кучевые облака
и все былинки луга заливного.

И так они по-братски говорят,

что жить легко, и нужно, и не сложно,
что невозможно не поверить им.
И тут – слеза. Сдержаться невозможно.

РУКОПОЖАТИЯ

Отцовская привычка: я с трудом
беру
протянутую мне ладонь.

А сколько было добрых, честных рук,

тех рук,
что крепче всех порук.

А сколько рук твердили мне: «Браток,

держись!»
И это был залог.

Я тот залог берег,

в себе копил -
надежду, преданность, и пыл,
и доброту, и твердость.

Я в долгу,

ни спрятать, ни растратить не могу
то общее, священное добро -
ради него
я взялся за перо.

РУКОЯТИ

Задумывается рука
над смыслом рукоятий.
Блестит поверхность черенка
от всех рукопожатий.

Задумывается ладонь

над каждой рукояткой -
старинной, желтой, как латунь,
удобною и хваткой.

И, как лоснящихся коней,

я глажу их, усталых.
Что может быть ловчей, складней?
Но кто же воспитал их?

Что было с ними? Вот лежат,

прокурены, как трубки.
Одни – к любому поспешат,
другие – однолюбки.

Кто их характер шлифовал,

помог сформироваться?
Я с ними бы потолковал
и мог бы столковаться.

Как их движения умны,

как дельны и толковы!
И приспособлены они
для замысла людского.

ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ