Поэзия страсти

Жанлен и Жак прекрасно понимали, зачем, собственно, отец настаивает на их самостоятельности: Фредерик Тартавель хотел, чтобы младшие дети узнали жизнь, на практике попробовали применить свои познания. А потом, когда их дела пойдут в гору, отец пригласит сыновей в свою контору. Пусть, мол, щенки в грязи повозятся, а там уж можно будет вытащить да облагородить. Но старый пес просчитался. Дело в том, что ни для Жака, ни для Жанлена ремесло адвоката не представляло особого интереса. Да, они получили соответствующее образование. Но братьям в ту пору было абсолютно наплевать, куда идти учиться. Отец сказал юрфак — значит юрфак. Не хотелось семейных драм и конфликтов. Да и к чему ссориться, если еще и сам не знаешь, чего хочешь. А братья не знали. Как-то не думали. Но зато, оказавшись на улице без гроша, они, поступив на службу в мелкие частные конторы, наконец осознали весь трагизм происходящего. Да, у них была практика в университете. Да, они общались с заключенными.

Да, пару раз довелось выступить в суде. Но когда каждый день на тебя выливается целая лохань отменных помоев парижских улиц…

Жак, как натура более возвышенная, взвыл первым. Что же это делается на свете? Когда, скажите на милость, успевают произойти все эти гнусности?! Там отец до полусмерти избил детей, тут жена в припадке ревности зарезала племянницу. Боже, ты ли, всемогущий и справедливый, создал этот мир? Ты ли создал это исчадье ада — человека? Жак спешным порядком уволился и, продав квартиру в богатом квартале, переехал на окраину, в парижские трущобы.

Черт с ними, с удобствами! Только бы не видеть всей этой мерзости. Он потом рассказывал, что ему какое-то время снились ужасные снимки с окровавленными телами и даже слышались крики несчастных жертв. Нет, его впечатлительная душа не вынесла. Жак, давно, еще в университете, мечтавший заняться живописью, наконец решил отдаться сладкой грезе. Он и раньше брал у какого-то художника на Монмартре уроки рисования. Теперь же, свободный от учебы, от семьи (а отец всегда выступал против глупых юношеских увлечений сына) и от хоть сколько-нибудь обременительной работы, он занялся серьезно своей страстью. Должность управляющего в крохотном кафе в двух кварталах от дома обеспечивала его всем необходимым: пища, квартира, прачечная дважды в неделю, краски, кисти, холсты. Что еще нужно для счастья? И Жак воистину чувствовал себя счастливым. Правда, отец, узнав, очень разозлился. Птенец оперился и выучился летать. Жанлен сначала посмеивался над ним. Говорил, что брат прирожденный червяк, раз живет в подобных условиях, но тот, ничуть не обижаясь, всегда отвечал одно: зачем мне роскошь, если под ее бременем иссыхает душа?

Шли месяцы. И Жанлен, продолжая насмехаться, все больше осознавал, что Жак прав. Сто раз прав. Работа адвоката душила, высасывала все соки. Она опустошала. Возвращаясь домой, в довольно хорошо обустроенную квартиру, Жанлену все чаще и чаще хотелось больше из нее не выходить. Мерзость улиц словно приставала к телу. Грязь, смрад… Скорее в душ — смыть с себя эти зловонные остатки греховной человеческой природы. И больше не думать о них. Но в одно прекрасное утро Жанлен не выдержал. Продал квартиру, за которую, впрочем, еще не выплатил остаток суммы, и переехал к брату. Жак встретил его с распростертыми объятиями. В его скромном жилище было три комнаты: одна — под мастерскую, одна спальня. И гостиная. Неплохо. Жить можно. И Жанлен остался. Работа подвернулась почти сразу — в доме напротив находилась небольшая фруктовая лавочка, где требовался продавец.

Отец пришел в бешенство, узнав, где живут его дети и чем занимаются. Неслыханно! Тартавели пакуют яблоки в бумажные пакеты и протирают стойки дешевых кафе! Отлично! Ничего лучше и выдумать нельзя! Сам глава семейства имел виды на младших сыновей: кому-то же нужно вверить контору. И что теперь? Дети разъехались. Еще от Жака можно было ожидать подобных безрассудств. Он с детства отличался неблагонадежностью. Но Жанлен! Надежда стареющего родителя! Подпал под влияние брата-тунеядца. Однако было поздно вразумлять негодников. Отпрыски напомнили месье Тартавелю, что он сам всего год назад предоставил им полную свободу действий. И его не заботила их судьба. Что же он теперь за голову хватается?

Отпустил вожжи — сам толкай телегу. Произошло бурное объяснение. Отец кричал, что не за тем тратился на образование неразумных. Жанлен в пылу схватки отвечал разного рода колкостями, а Жак тем временем вроде притих. Он присел за обшарпанный столик — отец приехал к ним домой — и долго что-то подсчитывал на бумажке. А потом подал брату листок.

— Посмотри, я здесь посчитал. Мы вместе должны ему за образование…

Отец оторопел, сообразив, к чему клонят дети.

Жак протянул ему бумагу.

— Вот. Тут все посчитано. Мы вернем деньги.

К счастью, в этот момент к начинающему художнику пришел заказчик. Отец в гневе заявил, что не возьмет ни су, но его тирады были благополучно пропущены мимо ушей. Папаша остался без наследников.