Поэзия страсти

Быстро сориентировавшись в обстановке, месье Тартавель сообразил, зачем пожаловал сын, и теперь буквально молниеносно поменял стратегию. Если еще пять минут назад он сам готов был просить прощения, то сейчас решил, что лучше принять извинения. Да еще в воспитательных целях сделал строгое лицо. Годы юридической практики способны кого угодно превратить в актера.

— Причина? — сухо спросил он.

— Я… Папа, я женюсь и хочу, чтобы вы с мамой были на моей свадьбе.

Жанлен говорил уверенно, но отец понимал его истинное состояние.

— Кто она? Француженка? — Да, надо устроить ему допрос. Сухо и по-деловому.

— Да, она живет в Гавре, но познакомились мы в Амстердаме. Ее зовут Ирен. У нас будет ребенок.

— Уже?

— Уже.

— Что ж, ступай к матери. Как она рассудит, так и будет. Она в саду. Только не напугай. Окликни издали, не подкрадывайся. Она простит — и я прощу. Ну а если нет, не обессудьте.

Жанлен кивнул и вышел из кабинета. Едва дверь за ним захлопнулась, как месье Тартавель не смог удержаться и рассмеялся в голос. Заливистым задорным смехом. Как ловко он поступил!

Напугал до потери пульса, да еще свалил с себя ответственность. Мол, если я вас и прощу, то только из желания угодить матери. Пусть чувствуют себя обязанными ей. Сколько раз и в детстве она заступалась за этих сорванцов. По крайней мере, пыталась. Не надо ломать раз установленную традицию. Отец, глава семьи, должен остаться в глазах детей непоколебимым. И так оно и будет. Фредерик Тартавель смеялся от души. Да!

Хоть ему уже несколько лет не доводилось выступать в суде, сноровку он не потерял.

Холеные, раскидистые липы здесь росли слишком близко друг к другу и отбрасывали тень на неудачно расположенные грядки. На будущий год нужно будет посадить здесь кустарники. Цветы все равно пропадают.

— Мама!

Она выронила из рук длинную деревянную ручку рыхлителя. Показалось?

— Мам!

Жозефина, не веря своим ушам, обернулась.

Жанлен? Да быть не может!

Но это он! Он шел по извилистой дорожке, выложенной серым булыжником.

— Жанлен?

Сын не выдержал и побежал ей навстречу. И не прошло и трех секунд, как рослый мужчина уже заключил мать в свои объятия. Хотя еще вопрос, кто кого заключил. Просто Жанлен был на полторы головы выше матери.

Она плакала. Она обнимала его и плакала. И шептала:

— Надолго? Надолго? Что? Ты его видел? Что он сказал?

— Мамочка, я женюсь! — ответил Жанлен.

— Что? Что отец? — не унималась она, инстинктивно чувствуя, что от ее воли не будет зависеть, видеть ли сына каждый день или, единожды обнявшись, снова распрощаться на неопределенный срок.

— Он послал к тебе, — улыбнулся Жанлен. Сказал, как ты решишь.

— Я? — Бедная женщина едва не задохнулась от восторга и, все еще не веря, повторила:

— Я?

— Мама, прости нас. — Жанлен поцеловал ее в лоб. — Мы два дуралея. Нам бы не мешало устроить хорошую головомойку. Если ты простишь, отец тоже простит. Я приехал пригласить вас на свадьбу.

— Простить! Да разве я на вас обижалась? вытирая слезы, прошептала Жозефина.

И они пошли по дорожке к дому. Позвонили Жаку. И вот еще один блудный сын предстал перед родительскими очами. Мать, еще не успевшая оправиться от первого потрясения, увидев его, своего любимца, разрыдалась.

И лишь затем появилась Ирен.

— Мама, папа, позвольте представить вам мою невесту. Ирен Бонтурон.

Ирен смотрела прямо и улыбалась. Хорошо, что все кончилось благополучно. Через полчаса семья уже сидела за столом. Тартавель-старший был необычайно весел. Как никогда. Теперь уже пришло время снять маску сурового непреклонного родителя, чья воля закон.

Мадам Тартавель… Впрочем, это, наверное, самый счастливый день в ее жизни и вряд ли удастся описать ее состояние. Жак и Жанлен ощутили, как свалился с плеч камень, давивший все эти годы. А Ирен вдруг в очередной раз за последние годы ощутила, что кому-то нужна, что жизнь не кончена, что… Да, собственно, зачем столько слов? Она была счастлива.

Эпилог

— Сегодня мы узнаем наверняка. И как это я раньше сама не догадалась? Взяла бы твой волос и все проверила, ведь анализ-то обязательный. — Ирен завязала тонкий шелковый шарфик на шее и надела пиджак. — Идем.

— Да мне все равно, я ведь уже говорил. — Жанлен поправил галстук. — Но раз уж есть возможность.

Они спустились по лестнице в холл. Отец сидел возле камина и читал газету. Прошло всего пять дней со времени их примирения. Само собой, Тартавель-старший никуда не отпустил сыновей и будущую невестку. Все вновь прибывшие разместились в доме. Сегодня ближе к вечеру ждали гостей. Тридцать лет со дня свадьбы.