Поэзия (Учебник)

            Я СЛЫШУ ЗВУКИ

                      ***

Пушкин читает свое стихотворение
«Безумных лет угасшее веселье».
Его слушают женщины: Голицына Е. Д.,
Одинцова М. А., Нарышкина У. В. и мужчины:
Жуковский В. А., Вяземский П. А., Илличевский М. А.
Во время чтения все присутствующие
молчат.

                      ***

Фет читает свое стихотворение «О нет,
не стану звать утраченную радость».
Его чтение занимает минут пять-шесть

                      ***

Тютчев читает свое стихотворение
«Элизиум теней». Он читает его низким
голосом, интонации его мрачны.
Затем он читает еще несколько
стихотворений до одиннадцати часов вечера.
Чтение происходит в конце декабря, и
гости разъезжаются по домам в теплых шубах.
<…>

                      ***

Баратынский читает свой «Пироскаф» лежа
в постели. На пододеяльнике — темное пятно
от пролитого чая. Жуковский сидит рядом и
рассматривает этикетки на пузырьках с
лекарствами. Машинально он берет один
пузырек с желтой жидкостью, переворачивает
его вверх ногами, трясет.
Баратынский закончил чтение и бессмысленно
глядит в потолок.
<…>

                       ***

Тютчев в большой компании читает свое
стихотворение «На дорогу».
Только одна дама из присутствующих видит,
что делается у него за спиной.
Сам Тютчев — человек пожилых лет, с круглым
мягким лицом и в пенсне.
Он читает по бумажке как бы для себя.

                        ***

Лермонтов читает свое стихотворение «Тучки
небесные вечные странники».
Он стоит спиной к окну и не видит, что
происходит на улице. Не только он, но и
никто из присутствующих по его вине
ничего не видит.
На улице снегу намело метра три.

                      ***

Достоевский читает первую главу
«Подростка». На фразе — «а так писать — похоже
на бред или облако» — он останавливается
и мутными глазами обводит комнату: в
зеркале напротив действительно отражается
облако в окне и кусочек синего неба.
<…>

                      ***

12 апреля 1887 года с шести часов вечера
и до восьми чтение стихов происходило
только в двух местах: в английском городе
Блеквуде и в русском Кишиневе.
Причем в русском городе читались стихи
давно умершего поэта Державина.
Дряхлый старик в течение двух часов
читал одно стихотворение за другим.
<…>

                       ***

В 11 часов вечера Мандельштам ходит по
зоологическому музею и читает вслух
надписи на стеклянных шкафах.
«Эти чучела смотрят на меня через стекло
и слышат какие-то непонятные для
них звуки» — вдруг приходит в голову
Мандельштаму, и он испуганно озирается
по сторонам.
Затем по пустынным залам музея разносится
топот бегущего человека, громкий стук
дверей и скрежет замка.

                        ***

Хармс рассказывает своему другу Введенскому
анекдоты о Пушкине. Введенский хохочет.
Сначала смех его доставляет Хармсу
удовольствие, но потом он впадает в тоску,
начинает беспокоиться и, наконец, уходит
неизвестно куда.
<…>

                         ***

Рубинштейн читает свою Программу работ.
Присутствуют женщины: Алексеева Н. Ф.,
Яворская И., Сумнина А. В., Кизевальтер Г.,
сестры Чачко, Сапонова М. А.
и мужчины: Алексеев Н. Ф., Яворский И.,
Сумнин А. В., Кизевальтер Г. и братья
Чачко, и Сапонов М. А.
Во время чтения присутствующие разговаривают,
сильно шумят — стоит гул, в котором
трудно что-либо понять.
<…>

                             ***

Вот они были, герои нашего времени, законодатели
хорошего настроения, воодушевляющие и
обобщающие скучную жизнь,
вот они были, терзаемые самосознанием,
засыпанные в катакомбах мемуаров,
зажимающие носы, чтобы не слышать запаха
гниющего классицизма,
вот они были сюрреалисты вокруг гигантского
стола, на котором величественно возлежал
незамороженный Державин, на столе, за
которым пировало Возрождение, вечеряло
Средневековье, на котором закладывала тельца
античность и архаика и лежало тело еще
бездыханного Адама — одним словом, на
забрызганном кровью фартуке Господа Бога
они были —
и слышали какие-то непонятные звуки и
чьи-то чужие голоса.
<…>

                          ***

Есть целый дом, гигантский особняк,
все стены которого завешаны групповыми
документальными фотографиями людей во
весь рост и разговаривающих друг с
другом.
Можно ходить часами по странному музею
и не найти на этих до ужаса реальных
фотографиях ни одного знакомого лица.
Но до чего же они хороши — эти дамы и
господа!
До чего лица их полны духовным светом,
как много там цветов и дорогого шелка!
Ах, как милы они нашему сердцу — эти
ускользнувшие от нас призраки с
незнакомыми именами. [220]