Поэзия зла

Я допиваю бокал и убираю его в сумку на полу. Единственное, что я исконно оставляю после себя, – это слова. Так что решение принято. Сегодня та самая ночь. Саммер – именно то, что нужно. Это он даст ей понять, что пришло время исполнить свое предназначение. Подготовить себя, доказать свою состоятельность, пройти испытание. Он тот, кто явит ее мне. Мою безупречную, желанную воспитанницу. Будущую госпожу при Хозяине. Глава 2

– Детектив Саманта Джаз! – зычно доносится из двери капитана Мура.

Я через стол кошусь на детектива Итана Лэнгфорда, в прошлом моего напарника, а ныне соседа по насесту.

– Лэнг, ты что-нибудь вытворил?

Тот смеется раскатистым басом двухметрового здоровяка. По службе он не раз протаскивал меня по извивам и ухабам. Опаска, оглядка, «семь раз отмерь» – это все не про него. Его кредо: «Не ходишь по-крупному – делаешь по-мелкому». Вот и сейчас он пожал плечами и ернически хмыкнул:

– Да ничего такого. Не верь поклепам. Все тип-топ.

Я хмурюсь, потому что пикироваться с капитаном – его излюбленный конек. А вот у меня – нет, и тому есть веские причины. Каждая встреча с Муром для меня пробуждает в комнате призрак моего отца – бывшего капитана, которого мы ровно три месяца назад похоронили. Причем не с таким почетом, о каком можно было мечтать. Ушел, что и говорить, не под фанфары.

– Лэнг, я серьезно!

– Да ничего такого, – подмигивая, говорит он. – Ну, из того, что ему следует знать.

Я хлопаю себя по бедрам и вперяюсь в него взглядом Мегеры.

– Да ладно тебе, мозговой трест, – юлит Лэнгфорд. – Ты ж была моложе всех на участке, в двадцать пять лет с самым высоким ай-кью за всю историю… Баллы просто зашкаливали. Что у тебя, на капитана ума не хватит?

– А тебе бы только глумиться, паршивец… Аж тащишься.

– Не без того. Может, он хочет знать, почему тебе уже тридцать два, а ты не сдаешь тест на сержанта.

– Тебе вон сорок, а ты тоже до сих пор не сдал, – подкалываю его я.

– Уж такое я уе…

Я его люблю, но в каком-то смысле он и вправду невсебешный; при этом любопытно, что отец частенько ставил нас с ним в пару.

– Возможно, тест я не проходила, потому что не хочу командовать такими, как ты.

– Джаз! – доносится рык капитана. – Я жду!

Я машинально заправляю свои длинные светло-каштановые пряди за уши (жест, для детектива вроде меня выдающий нервозность). Примерно то же, что оглаживать на себе одежду – как я сейчас провела по своему брючному костюму с шелковой блузкой. Куртка скрывает мое табельное оружие и значок, а шелк вкрадчиво шелестит: «Я – женщина, вонзающая жало».

Впрочем, сейчас я никого не жалю. Спина у меня напряженно выпрямлена. А при взгляде на пятачок стола, где некогда красовалось фото моего отца – статного темно-русого красавца с зелеными глазами, как у вашей покорной слуги, – я ощущаю томительное раздражение. Скорей бы все это закончилось.

Отвернувшись от Лэнга, я отключаюсь от его «удачи!», сопровождаемого сочувственным шевелением коллег за столами. Прессовать меня насчет сержантского теста капитан не собирается. Я – дочь его замаранного предшественника, который уже (или всего) три месяца как в могиле. И, по-видимому, мое намерение перебраться в отдел внутренних расследований – для обновленного Джаза – делает меня отступницей еще хуже отца.

Капитан Мур мне не доверяет. А то, что мой крестный – начальник полиции и бывший лучший друг моего отца, делу совсем не в помощь. Скорее наоборот.

Я подхожу к двери начальника и без паузы влетаю в его кабинет. Вот что значит быть детективом убойного отдела и дочерью своего родителя. Видно, я с детства усвоила не робеть даже в самых патовых ситуациях. Мне известно, как погружаться прямиком в сердцевину чертова момента. А каждый момент с капитаном для меня именно чертов – не знаю, как для кого еще.

Он возвышается глыбой над своим столом – темнокожий атлет на пятом десятке, крупный во всех отношениях; уже само его присутствие большое и уверенное. Источающее властность. Его кабинет по-мужски холоден, без всяких там семейных фоток. Видно, что он обручен со спортзалом и, насколько мне известно за годы нашей совместной службы, прочно разлучен с кафе-кондитерскими, предпочитая коротать свой досуг в других местах. Я, со своей стороны, тоже дружу с фитнесом, но и кафе-мороженых не чураюсь; просто Мур более цельный. И при этом однобокий. Не видит оттенков серого, которые, по моему убеждению, являются ключом к раскрытию преступлений. Для него есть только черное и белое, что для меня объясняет, почему, если не считать моего отца, я раздражающе воздействую на его нервные окончания. Мы оба знаем, что видеть это серое я научилась от своего отца, который, бесспорно, был в свое время чертовски хорошим детективом. Просто он различал слишком уж много этих оттенков.

– Закройте дверь, – сдержанно кивает Мур, не отрываясь от папки с досье.

Уже интересно. Закрытая дверь – сама по себе тревожный симптом.