Погашено кровью

Он постукивал по плечу таксиста, торопил и нервничал, как мальчишка перед первым свиданием. Огромная площадь пустовала. Сычев пересек поле и приблизился к лестнице. Сотня ступеней вела к нижней площадке, где находились огромные ворота порта. Бесконечный забор из острых копий перегораживал проход к реке, где гнили и ржавели старые пароходы и ждали открытия навигации еще уцелевшие. Ворота были закрыты на висячие замки, а окошки касс забиты деревянными ставнями. Мертвая зона, покинутая человечеством.

Только стая чаек кружилась над водой в поисках корма. Сычев ждал.

Скрежет железа по асфальту заставил следователя встрепенуться.

На площади появился мальчуган с ранцем на спине, лет десяти — одиннадцати. Парень гонял пустую банку из-под консервов и делал это, словно защищал честь страны по баночному футболу. Банка летела то вправо, то влево.

Еще удар, и она оказалась под ногами Сычева. Он растерялся. Как в таких случаях надо поступать? Отбить или отойти в сторону? Мальчишка сам решил эту проблему.

— Ну и терпение у вас, дяденька. Мяч под ногами, а он не бьет.

Секунду помолчав, мальчишка отошел на безопасное расстояние и сказал:

— Белого ждешь?

Сычев кивнул. Сегодня он явно был не в форме и все время попадал впросак.

— Спуститесь вниз по лестнице и идите вдоль забора к парку. На территорию порта вам не нужно, да вы и не пройдете. Белый сам к вам подойдет.

Мальчишка попятился и вдруг повернулся и дунул наутек, только пятки сверкали.

Сычев спустился по лестнице вниз, окинул взглядом бесконечный высоченный забор и повернул клееному массиву. Он шел и не оглядывался, вынув руки из карманов, чтобы их было видно. Белый вынырнул из-за колонны, но по другую сторону забора. Сычев остановился. Теперь он видел предмет своих поисков воочию. Их разделяло два шага, которые невозможно преодолеть.

— С преступником лучше говорить через решетку, гражданин начальник.

— Обучился хитростям за семь лет, — сказал Сычев и тут же пожалел о своих словах.

Не то он должен говорить, не для того спешил на встречу. Все мысли растерялись по пути, он чувствовал себя идиотом и тем не менее продолжал молчать. Он столько раз разговаривал с ним в своих мыслях, что все его аргументы были истощены. Он смотрел на худого сутуловатого паренька с тяжелым усталым взглядом и не мог найти нужных слов.

— Какие планы, Сергей?

— Проверенный метод старика Макаренко называть зеков по именам.

— Мне так удобней. Я уже давно тебя знаю.

Белый повернулся и медленно пошел вдоль забора. Сычев двинулся за ним, и они поравнялись.

— Только не уговаривайте меня сдаваться. Я не для того бежал.

— Буду уговаривать! Не придешь с повинной, хуже будет. — И опять Сычев сказал не то. — Послушай меня, Сергей. Врач в зоне ошибся. Точнее, он лгал! Анализы были фальшивыми. Таким образом он у начальства морфий вышибал для лазарета, а потом сбывал его за собольи шкурки. Ты здоров!

— Я и сам это понял. В противном случае лез бы сейчас на стену, а этот заборчик перемахнул бы не глядя.

— Повинную голову меч не сечет.

— У меня нет повинной головы. Я ни в чем не виноват, и меч меня не пугает. Возвращайтесь домой, господин хороший. Я не ищу выхода. Он мне не нужен. Я там, где должен быть. Здесь мое место. А вы что предлагаете? Получить за побег еще восемь лет и закончить жизнь на лесоповале? Я уже отсидел за то, что один шакал убил моего друга. Зона для преступников, и мне там делать нечего.

— Ты ничего не сможешь сделать один. Московская прокуратура завела дело на Ефимова, и ему не уйти от возмездия.

— Я тоже так думал, когда приехал сюда. Когда дело дойдет до суда, Ефимова освободят. Ефимовы неуязвимы и неподсудны. Я уйду в зону шкуру свою спасать, а бандит в милицейской форме будет надо мной смеяться, как над придурком, продолжать убивать и получать за это медали. — Белый резко повернулся к Сычеву и едва сдавленным голосом проговорил: — Он мать мою убил! Святое, понимаешь, начальник?!

На глаза молодого человека навернулись слезы. Нижняя губа тряслась, а на высоком лбу вздулись жилы.

— Пусть тысячи таких, как я, подохнут! Плевать! Но пусть каждый из них прихватит с собой одного такого таракана. Таких зона не лечит, такие везде в почете.

— Поверь мне, сынок. — Сычев перевел дух. Он сам напрягся, как струна, и старался снять это напряжение. — Поверь. Я прожил вдвое больше твоего, не на Ефимовых свет Божий держится. Не стоит он твоей жизни! У тебя все еще впереди. Много еще несчастных бродит по этой земле. Трудно жить, но надо.

Кто-то должен делать добро? Ты можешь стать врачом. Ты же хотел помогать людям?…

— Мы не в детском приемнике-распределителе, начальник. Там пацанов надо воспитывать. Перед тобой беглый зек. Добрый ты мужик, Сычев. Жизнь большую прожил, а так ребенком и остался. Ты по сторонам-то посмотри, что кругом творится. И как тебя до сих пор не сожрали? Прости за хлопоты и прощай. Нам не по пути.

Белый повернулся и пошел к реке. Сычев ничего уже не мог сделать.

Долговязая сутуловатая фигура таяла в бледной дымке весенней оттепели.

— Загубленная душа, — тихо сказал Сычев, глядя вслед уходящему.

***