Погашено кровью

Чижов спустился вниз, но Белого по пути не встретил. В машине еще оставался хлеб. Чижов вышел на морозец и увидел, что дверца фургона закрыта. Он повернул ручку и с удивлением заметил висячий замок на камерном отсеке. Белого рядом не было. Парень забрался в тамбур и потянулся к замку. В этот момент машина загудела, затряслась и резко дернулась вперед. Входная дверца качнулась и захлопнулась.

Чижов оказался в мышеловке. Все, что он смог понять, это то, что они забыли отнести наверх сухари.

Машину сильно качало, и Чижов сел на свое место, поглядывая на незамкнутый висячий замок.

Белый отстегнул штык, сунул его в валенок, а карабин положил урядом. «Воронок» выехал на центральную улицу.

Поселок пребывал в воскресном покое. Народ похмелялся. Самогон в этих местах стал главным утешителем. Его гнали все, кто мог стоять на ногах.

Его хранили в бочках, но дешевле он от этого не становился. Тысяча зеков с лужеными глотками отдавали последнюю пайку за глоток мутной отравы.

Белый медленно проехал вдоль деревни к проселочной дороге, которая выходила к шоссе, на противоположную сторону от зоны. Ему потребуется полчаса, чтобы промахнуть тридцать километров.

Чижов доложит об исчезновении машины, охрана позвонит на КПП, те поедут навстречу, но никого не встретят и из поселка дадут сигнал тревоги.

Раньше чем через полчаса шухер не поднимут, а за это время можно успеть дотянуть до базы.

Через десять минут машина выскочила на главный перекресток. Тут зеки разделяются на бригады, и каждая идет на свой участок валить тайгу.

Прямо по дороге, если пересечь трассу, можно добраться до одноколейки. Пятнадцать верст – и станция. С нее ходят «кукушки» до главной «железки», а также гонят лес к базам и леспромхозу. Если свернуть на запад, то через полсотни километров начнутся воинские части, военные городки и газовые разработки. Такой кордон не проскочишь. Если свернуть на восток, то прямая, как стрела, магистраль пройдет сквозь тайгу и через сто сорок километров упрется в Томск. Затея бессмысленная и пустая. Лучший способ – идти напрямки к «железке».

Но Белый свернул на восток. По всем здравым расчетам он шел на сознательную гибель. У него был один шанс из тысячи, если бы он рванул к одноколейке, но в глухой тайге шансов нет…

* * *

В самом сердце старой Москвы, на Сивцевом Вражке, в престижном кирпичном доме, где квартиры – музеи, а не жилье, собиралось совещание для узкого круга лиц. Кстати, о музеях. Кое-что из музейных редкостей украшало квартиру, о которой пойдет речь, но никто не говорил об этом вслух. Здесь можно восхищаться, любоваться, но не задавать глупых вопросов.

Хозяин роскошных апартаментов вышел из ванной комнаты в белом махровом халате, продолжая вытирать взъерошенные посеребренные волосы цветастым полотенцем. Его босые ноги по щиколотку утопали в ворсе зеленого ковра. Этакий газончик на четырнадцатом этаже. Стоявший у дверей швейцар согласно моде носил не ливрею, а обычный двубортный костюм пятьдесят шестого размера и скромный однотонный галстук. Размер воротничка соответствовал размеру головы, и – как неотъемлемая часть туалета современного двереоткрывателя – трубка мобильной связи в левой руке. Меняются времена, меняется мода.

– Ну что, Ник? – спросил хозяин у ключника.

– Все в сборе, Дмитрий Николаевич. Они в гостиной.

– Вот и чудненько.

Насвистывая популярную песенку, хозяин прошел по длинному широкому коридору и свернул в последнюю комнату. Здесь было светло, просторно и накурено. Появление в арочном проеме человека в домашнем виде никого не смутило. Двое мужчин сидели на диване и один в стороне, особняком, в глубоком плюшевом кресле.

Дмитрий Николаевич сделал общий жест приветствия, прошел к окну и открыл балконную дверь. Свежий морозный воздух ворвался в помещение, но зима не смущала босого человека в халате; отбросив полотенце, он присел на крутящийся табурет у рояля и осмотрел присутствующих. Его взгляд остановился на мужчине в кресле. Он сидел смирно и ждал, когда к нему обратятся. Жесткие черты лица, тонкие губы и ямочка на подбородке. Человек без внешних недостатков, но имеющий отрицательный заряд обаяния. Глядя на него, трудно поверить, что такие люди имеют хороших друзей, крепкую семью, поднимают тост за чье-то здоровье и желают кому-то счастья и долгих лет жизни.

– Прошу, господа, познакомиться. Перед вами, на мой взгляд, самый опытный сыщик среди тех людей, кто заслуживает этого звания. Не будем путаться в именах, рекомендую называть его Фил. Коротко и доходчиво.

Все присутствующие знали слабость хозяина к американской беллетристике и превращению любого имени в аналог заокеанского. Дмитрий Николаевич старался подражать литературным крестным отцам и выглядеть холодным и лаконичным, что никак не вязалось с его мальчишеской энергией и темпераментом, который он сохранил до сорока восьми лет.

– Итак, любезнейший Фил, вы видите перед собой двух разгильдяев.