Погасить Черное Пламя

Эльф сильно толкнул брата в грудь, но не успел. Коротко свистнула стрела, и алый от крови наконечник проклюнулся из груди химмельриттера подобно алому цветку и куснул ладонь Марфора. Эльфка стреляла в упор, и стрела прошла бы навылет, если бы не толстый полушубок Змееслава. Химмельриттер упал лицом вниз. Из спины его торчал черный хвостик стрелы.

«Спаси его », – передал Марфор Ваниэль. Говорить он уже не мог.

«Его? », переспросила эльфка. – «Химмельриттера? Но …»

СПАСИ ЕГО , повторил Марфор. И добавил еще: «Осторожно, сзади…».

Небо завертелось перед эльфом. Холодная тьма обступила Марфора.

Гросайдечь повернула голову на крик Ваниэль. Эльфка вытащила кинжал. Принцесса намеревалась биться до конца.

Рингрин наложил стрелу. С самого детства его раздражали разговоры об особом предназначении сестры, но сейчас он видел, что Ваниэль совершенно забыла о том, что живет милостью Ящера.

А лучше бы она об этом вспомнила перед тем, как лезть в яму за любовником.

Где у бронированного чудовища уязвимые места, принц не знал. Помочь Рингрину мог только один эльф. Тот, которого сейчас расплатался по спине гросайдечи. Опыт охотника подсказал Рингрину, что стрелять в раскрытую пасть бесполезно. У такого большого зверя мозг должен находиться далеко от зубов. Единственное, что оставалось, это стрелять в уже пробитый глаз гросайдечи. Шансы, что стрела пройдет до самого мозга, были хорошие.

Да только фигура Ваниэль почти полностью закрывала сочащийся кровью огромный глаз.

Что-то мягко пощекотало щеку Ваниэль. Что это было, эльфка поняла, когда черное оперение стрелы уже торчало из глаза гросайдечи. Голова дракона ударилась о край ямы, и сияние золотистых очей погасло.

– Спускайся, Рингрин! – закричала Ваниэль. – Помоги мне вытащить их отсюда!

– Я не могу слезть, – глухо донесся до нее с высоты голос брата.

– Ты ранен? – быстро спросила эльфка.

Рингрин молчал так долго, что перед внутренним взором Ваниэль успела пройти целая череда картин, одна жутче другой.

– Нет, – отвечал принц наконец. – У меня руки дрожат, мне не ухватиться за ветки…

После того, три звена небесных наездников покинули Цитадель, в крепости не велись занятия для новичков, и никто не вылетал на патрулирование границ. Гросайдечи не показывались из своих нор. Химмельриттеры сидели по комнатам и пили. Пили горькую, как мандречены, хотя национальный состав воздушного воинства был весьма пестрым. Трезвых в то хмурое утро, которое никак не могло родить из себя полдень, в Цитадели было только двое. Они встретились на открытой всем ветрам площадке, сделанной еще кем-то из Феанорингов на башне Золотых Кос для того, чтобы любоваться видом на долину.

Гюнтер поднялся на террасу. Ему начало казаться, что стены комнаты, в которой он просидел все эти дни над медицинскими справочниками, готовясь к поступлению в Зойберкунстшуле, сдвигаются, грозя раздавить его, и вышел подышать свежим воздухом. Гюнтер оперся на бронзовые перила и услышал звон у себя спиной. Он обернулся. Это оказался Шатт. Брат сбивал сосульки с морд мраморных лошадок. Некоторые из химмельриттеров говорили, что странная оттепель в середине зимы вызвана пришедшим с юга антициклоном. Другие считали, что крепость прогрелась от огромного тела дракона.

– Привет, – сказал Гюнтер. – Что это ты делаешь?

– Слезы коняшкам вытираю, – лаконично ответил Шатт, обошел изваяние и сбил сосульку, свисавшую с другого глаза. Она упала на террасу и с грохотом и звоном разлетелась на куски. Гюнтер поморщился.

– Перестань, ради Бальдра, – сказал он. – И так башка трещит…

В этот миг раздался шум со стороны Инкубатора. Гюнтер повернулся туда.

Огромное черное тело, казавшееся частью сооружения, вдруг пришло в движение. Дракон судорожно извивался. Он хватался лапами за стены Инкубатора, и сжимал его, как страстный любовник партнершу – так, что трещали ребра.

– Да что же он делает, сволочь! – выдохнул Шатт. Он уже стоял рядом с братом. – Сейчас же рухнет все!

Словно услышав его, дракон сделал мощное движение бедрами и силой ударил нижней частью туловища по Инкубатору. Длинный его хвост протащился по посадочной площадке гросайдечей, оставив длинную борозду. Черное Пламя повторил движение, выглядевшее омерзительной пародией на совокупление. Здание покачнулось, но не рухнуло. Шатт вскрикнул.

Инкубатор устоял; но что-то в душе химмельриттера сломалось.

Он видел темно-красные точки на галереях общежития – остальные химмельриттеры тоже почувствовали что-то неладное, и все, кто мог, высыпали посмотреть. Воздух над конвульсивно мотающейся головой дракона дрожал.

И Шатт видел по разноцветному дрожанию в аурах химмельриттеров, что они сейчас ощущают тоже, что и он.

Есть вещи, которые трудно сломать. К ним относятся сталь, выкованная сюркистанскими гномами, и привычка подчиняться и уважать командира у воинов в двенадцатом поколении, к которым относились и химмельриттеры. Некоторым казалось странным, что страной людей правит дракон; но в конце концов, Боремией очень долго управляли оборотни.