Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой

Капитан распахнул выцветший стеганый ватник, накинутый поверх гимнастерки, расстегнул две верхние пуговицы на воротнике, повел затекшими после долгой езды плечами. Весеннее солнышко безмятежно пригревало, выложенная брусчаткой круглая площадь выглядела так, словно ее перед этим драили с мылом. Впрочем, возможно, так оно и было. С бокового переулка на площадь вступала пехотная часть. Солдаты появлялись в колонне по двое, огибали ратушу и исчезали в уходившей под уклон улице, обсаженной вязами. Шли не в ногу, сгибаясь под тяжестью оружия и снаряжения. Усталые лица, винтовки на ремень, шинели в скатках. Мерно постукивали подвешенные к вещмешкам котелки и каски на поясах. Марков чуть прикрыл глаза. Возникла вдруг картина из давно забытого прошлого. Она появилась так ясно, что вдруг засосало под ложечкой. Провинциальный немецкий городишко, такая же площадь и даже кирха с ратушей напоминают те, что окружали Маркова сейчас, в апреле сорок пятого. Стук манерок, неровно колышется лес взятых на плечо винтовок с примкнутыми штыками. Те же скатки и погоны, то же тридцать лет почти неизменное солдатское снаряжение, заплечные торбы. Только на головах у бойцов не пилотки, а фуражки. И касок тогда еще не было. Здесь Австрия, там – Восточная Пруссия. Городишко назывался, кажется, Алленштайн. Август 1914 года. Сбив сопротивление немцев под Гумбиненом, в Германию вступают русские войска. На площади вся рота начинает кричать «ура» и подбрасывать вверх головные уборы. На курносых солдатских лицах неподдельное удивление, все крутят головами, с любопытством осматривают окрестности. Кто-то пустил слух, что они вошли в Берлин. Деревенский парень в солдатской косоворотке, смущенно улыбаясь, с робкой надеждой обращается к Маркову: «Так теперь, стало быть, ваше благородие, и войне конец?». Подпоручик Марков терпеливо разъясняет солдатам, что до Берлина пока далеко и повоевать еще придется. Всеобщее огорчение, но по команде все строятся бодро и четко. Покидают площадь, печатая шаг, по такой же уходящей вниз, к окрестным золотистым полям, улице. Только обсажена та улица была, помнится, не вязами, а липами. И подпоручик был совсем-совсем молодой…

Пехота прошла. Видение исчезло. Марков поднялся с подножки и залез в кабину «Опеля».

– Товарищ капитан, разрешите обратиться. – Перед дверцей грузовика, держа ладонь у пилотки, возникает ротный старшина.

– Так, стало быть, кухня отстала, и кормить мне народ нечем. Это до вечера, в лучшем случае, – докладывает старшина. – Разве что прошвырнуться по окрестностям…

Выжидательный взгляд.

– Товарищ капитан, ну давайте прошвырнемся, – канючит высунувшийся из кузова сержант Куценко.

Чуть изогнутая в ожидании бровь старшины. Все тот же вопросительный взгляд. Подобные сцены разыгрываются с завидной регулярностью с тех пор, как разведчики обзавелись грузовиком.

– Я по дороге фольварк заприметил, – продолжает Куценко и считает необходимым сделать уточнение. – Он уже у нас в тылу.

– Территория давно и прочно занята нашими войсками, – как бы невзначай подключается к разговору комвзвода лейтенант Чередниченко. В его взводе осталось четыре человека. Разложив шинели, «взвод» Чередниченко в полном составе валяется на скамейках в близлежащем скверике с начинающей просыпаться после зимы чахлой древовидной растительностью.

– Товарищ капитан?.. – Снова приложив ладонь к пилотке, старшина изгибает бровь так, что кажется, сейчас глаза съедутся на переносицу.

– Ладно, – произносит Марков, выдержав паузу. – Быков, заводи!

Судя по моментально запустившемуся мотору, ефрейтор уже был начеку.

Чередниченко берется за деревянный борт автомобиля.

– Останешься здесь, – останавливает его Марков. – Подыщи нам квартиру. Скорее всего, здесь и заночуем.

– Есть! – отзывается лейтенант и возвращается в сторону сквера к своему «взводу»…

Через полтора часа они подъехали к запримеченному Куценко фольварку. Пришлось дать крюк по проселку через поля – шоссе было забито двигавшимися на запад войсками. Быков давил на всю катушку. Грузовик потряхивало, следом неотступным шлейфом за ними шло облако пыли. Крестьянское хозяйство расположилось несколько в отдалении от чрезвычайно оживленных в последнее время дорог. По всему видать, хозяйство крепкое, даже зажиточное. И здесь поначалу открылась ставшая уже привычной за минувшие дни картина: все цело, но на огромном подворье ни души. Расслабленные давним отсутствием боевых столкновений, разведчики загнали грузовик прямо в открытые настежь ворота деревенской усадьбы. Правда, у Маркова где-то в подсознании мелькнула настороженная мысль – почему открыты ворота? Но додумать до конца капитан не успел. Быков тормознул посреди двора.

– Да куда они все провалились-то? – откинув задний борт грузовика и спрыгнув на землю, недоуменно произнес старшина.