Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

– От нас немцы требуют прекратить революционную пропаганду, – кричат из зала.

– Мы не политические младенцы. Мы вели агитацию при царе Николае, будем вести и при Вильгельме.

Ленин отвечал на бесчисленные вопросы. А в конце засмеялся:

– Мир с Германией подписывает Совет Народных Комиссаров, а не Центральный Комитет партии. А за действия ЦК партии советское правительство не отвечает.

Рано утром Ленин направил в Берлин согласие на германские условия. Сепаратный Договор о мире был подписан. Но никакого успокоения в рядах противников договора не наблюдалось. Не снижают активности ни левые эсеры, которые еще были представлены во власти, ни давние соратники Ленина: Бухарин, Радек, Крестинский, Коллонтай, Пятаков, глава Питерского ЧК Урицкий. Ленин на этом фоне озабочен проблемой ратификации подписанного договора. Если тянуть, то немцы могут начать наступление. Ратифицировать договор должен IV съезд Советов. Ленин будет объяснять, уговаривать, заговаривать зал. Ратифицируют. Россия и Германия обменяются послами.

Но внутриполитические страсти, порожденные мирным договором, будут только разгораться и вспыхнут, когда немцы потребуют новых уступок, а Ленин даст добро.

На V съезде Советов уже в июле, 4 июля 1918 года, левые эсеры получат треть мест. Они будут выходить на трибуну и критиковать большевиков за введение смертной казни, за наплевательство на интересы крестьян, но прежде всего за мир с Германией. А у левых эсеров есть кому выступить. Например, Мария Спиридонова, знаменитая политическая террористка, осужденная на вечную каторгу, вполне обоснованно говорившая о себе: «Я из породы тех, кто смеется на кресте». Так вот, Спиридонова невероятно заводит зал съезда своим выступлением. А через день, 6 июля 1918 года, левые эсеры убьют германского посла Мирбаха, рассчитывая этим разорвать отношения с Германией. Пойдут эсеровские мятежи в Москве, Ярославле, Рыбинске, потом убийство Урицкого, покушение на Ленина. Большевики объявят красный террор. Фактически он идет уже давно, но теперь вступает в высшую стадию – официальный государственный террор. Он будет идти по нарастающей, получит должный пиар и станет новой нормальностью советской жизни.

На волне истории с Брестским миром с эсерами и в прямом, и в политическом смысле было покончено. С эсерами в любом случае было бы покончено. Но тут они хоть повод дали. Так что все получилось аккуратненько. Большевики хотели и стали единственной политической силой в стране. Никакой оппозиции. Сталин вспомнит это слово «оппозиция» и, что называется, пришьет к делу как страшнейшее обвинение, когда будет избавляться от большевиков первой ленинской волны. Бухарина в 1938 году обвинят в подготовке покушения на Ленина в 1918 году вследствие их расхождения по Брестскому миру.

Бухарин в марте 1918 года не понял, что власть надо удерживать любой ценой, а Сталин понял.

11 марта

11 марта 1918 года глава большевистского правительства Ленин, сменив по пути четыре паровоза, прибыл в Москву. Из Петрограда Ленин выехал накануне, тайно, после недели поспешных сборов. Выехал с вещами, с членами правительства, с соратниками по партии, с которыми четыре месяца назад захватил власть в Петрограде. Теперь все они вместе с семьями, с многочисленными сотрудниками новых большевистских управленческих структур, с редакциями своих газет бросали Петроград и перемещались в Москву, которая также была под их контролем. Знаменитая реплика «В Москву! В Москву!» из чеховской пьесы «Три сестры» приобрела неожиданный смысл. Чехов, к счастью для него, не дожил до того дня. Героини его пьесы имели шанс дожить и увидеть собственными глазами, какой она бывает «новая жизнь» в реальности, а не в их девичьих мечтах. Другой русский писатель, Бунин, в отличие от Чехова дожил до этой «новой жизни» и оставил дневниковые записи, составившие книгу «Окаянные дни». Бунин воспроизводит услышанный разговор о большевиках 7 марта 1918 года.

«В городе говорят:

– Они решили перерезать всех поголовно, всех до семилетнего возраста, чтобы потом ни одна душа не помнила нашего времени.

Спрашиваю дворника:

– Как думаешь, правда?

Вздыхает:

– Все может быть, все может быть.

– И ужели народ допустит?

– Допустит, дорогой барин, еще как допустит-то! Да и что ж с ними сделаешь? Татары, говорят, двести лет нами владели, а ведь тогда разве такой жидкий народ был?»

Большевики из Питера в Москву в марте 1918 года фактически бежали. Во-первых, Питер переставал быть опорой их власти. Город сидел на голодном пайке в 120 граммов хлеба в день. Никогда не знавшие такого рабочие, учителя, служащие почты, телеграфа, госучреждений бастуют. Плюс бандитизм, разгул и разбой неуправляемых революционных матросов.