Погибель королей

Я не стал спорить. Оказалось, что карета стоит над люком древней, но еще действующей канализации. Короткий тоннель уходил прямо вниз; к одной из его стенок была приделана лестница. Люк был открыт, поэтому путь для отхода был в полном нашем распоряжении.

Только по звукам, которые издавали руки и ноги при соприкосновении со ступеньками, я понял, что Тераэт следует за мной. Кто-то закрыл над нами люк, а затем я услышал резкое цоканье копыт – возница в черном поехал на карете прочь.

Я не знаю, сколько времени я спускался и куда мы направились, как только достигли дна. Пока мои глаза привыкали к чернильной темноте тоннелей канализации, единственным действующим чувством было обоняние. Вонь стояла такая, что я едва сдерживал рвотные позывы. Умение приподнять Первую завесу мне бы здесь не помогло: размытые ауры не помешали бы мне споткнуться о ветку и упасть лицом в гниющие отбросы, которые медленно проплывали мимо.

Тераэт касался меня, указывая, когда нужно свернуть.

Тоннель расширился, и я обнаружил, что могу в нем стоять. Здесь лишайник светился в темноте, отбрасывая отблески на отвратительные стены. Читать при таком свете я бы не смог, но он позволял ориентироваться.

Я бы все отдал за коптящий, скверно сделанный факел.

В конце концов я повернул за угол и увидел солнечный свет. В конце тоннеля находился выход из канализации. Запахи морской воды и гниющей рыбы – очаровательные ароматы гавани – смешивались с вонью отбросов.

Тераэт протиснулся вперед и ухватился за большую металлическую решетку. Он дернул за прутья, но не отпустил их, не давая им громко лязгнуть. К этому моменту я уже понял, что его мать, Хамезра, все еще с нами. Тераэт знаком приказал нам следовать за ним.

Хамезра тоже сбросила с себя накидку. Тераэта я уже видел, но сейчас у меня впервые появилась возможность рассмотреть хрупкую «матушку» Черного Братства.

Ее облик удивил меня: я всегда считал, что ванэ не стареют. Годы так иссушили и согнули Хамезру, что сейчас она была не выше куурской женщины. Под светлыми волосами – редкими, посыпанными пудрой – виднелась покрытая темными пятнами кожа, туго натянутая на черепе. Если у ее сына Тераэта кожа была цвета чернил, то Хамезра выглядела как пергамент, на который они пролились. Глаза у нее были словно у демона – серебристые, без зрачков и видимых белков. Я не мог бы сказать, считали ли ее уродливой или прекрасной в юности; сейчас ее лицо было покрыто таким количеством морщин, что строить предположения казалось бессмысленным.

Я подавил в себе желание спросить, есть ли у нее хижина в темном лесу и что ей нравится больше – ребра или ноги жареных детей. Если бы она сказала, что она Сулесс, жена Чертхога, и богиня зимы и коварства, я бы поверил ей беспрекословно.

Хамезра заметила мой взгляд и улыбнулась – нелепо, беззубо. Она подмигнула мне, и внезапно из ванэ превратилась в старую каргу, в торговку рыбой. Изменилась не только она: Тераэт стал коренастым куурцем, истощенным и жилистым, с покрытым шрамами лицом.

Я задумался о том, как теперь выгляжу я сам – ведь иллюзия наверняка распространялась и на меня.

Тераэт и старуха посмотрели друг на друга, словно разговаривая без слов. Тераэт вздохнул и схватил меня за руку.

– Идем.

Его голос раскрыл изъян в иллюзии: он доносился откуда-то над его головой. Оставалось надеяться, что никто этого не заметит.

– Куда мы направляемся? – спросил я.

Тераэт нахмурился.

– Нам все еще грозит опасность.

Ванэ вышел наружу и углубился в толпу. Сделав несколько шагов, я вдруг понял, что старухи Хамезры с нами нет. Я потерял ее из виду и хотел спросить, пойдет ли она с нами, но узнавать об этом следовало у Тераэта.

А пока подобные расспросы ничего мне не дали.

Тераэт с головокружительной скоростью потянул меня сквозь толпу. Я уже не знал, где я нахожусь, и понимал лишь, что мы идем к одному из кораблей. Тераэт потащил меня по трапу, мимо моряков и ряда закованных в цепи рабов. Я подавил в себе желание убить надсмотрщика, который вел их на борт корабля, – в любом случае, оружия у меня не было.

– Чем могу помочь? – спросил знакомый голос.

Я обернулся – в удивлении и ярости.

Это был капитан Джувал. Я снова оказался на борту «Страдания» – корабля, перевозившего рабов, который доставил меня из Куура в Кишна-Фарригу. Именно Джувал приказал заковать в цепи мою душу. Куурцы могут попасть в рабство – обычно за долги или за преступления, но таких рабов не должны продавать за пределы империи. И куурцев уж точно не отвозят на юг и не продают в Кишна-Фарриге. На юг куурцы никогда не отправлялись[22].

Когда Джувал вывез меня из Куура, я был без сознания. Я так и не выяснил, почему Джувал нарушил законы Куура, купив меня, и сколько он заплатил. Подозреваю, что нисколько. Вероятно, ему самому выдали металл за то, чтобы он посадил меня на весла и заморил непосильным трудом. И он с радостью попытался исполнить поручение.

Капитан Джувал не входил в число моих самых любимых людей.

Но сейчас он скользнул по мне взглядом, не узнавая.