Поглощенные обманом (ЛП)

— Подальше от твоего гребаного отца.

Я знаю, что в последнее время они ссорились, и что охранники отца шептались о ней, но я думал, что они помирятся, как обычно. У них есть фазы, когда они терпимы к присутствию друг друга, но это едва длится, прежде чем они начинают драться и обзывать друг друга.

Она поворачивает, набирая скорость, и я врезаюсь в дверь, ушибая бок. Я крепче сжимаю ремень безопасности.

— Почему?

— Потому что он идиот, — рычит она. — Он мог бы быть намного большим, но он позволяет своему страху взять верх над ним. Если он лишает меня честолюбия, я лишаю его драгоценного наследника.

— Значит ли это, что мы будем жить вместе, только ты и я?

— Таков план. Пока Георгий не перестанет быть гребаным дураком.

Я не хочу жить один с мамой. По крайней мере, она не бьет меня в присутствии отца. Если его там не будет, ничто этому не помешает.

В то же время мне не нравятся драки, так что, может быть, если они не будут вместе, будет лучше.

— Этот засранец даже не знает, как далеко он может зайти, и где я могу его достать. Этот придурок, Николай, не заслуживает того, чтобы быть лидером.

— Но он же Пахан, — тихо говорю я.

— Это не делает его правление абсолютным. Помни, Адриан, власть захватывается, а не дается. Если есть шанс выиграть, не задавай вопросов и не стесняйся. Прими это.

— Даже если это причиняет боль другим?

— Даже если это причиняет боль другим. Это они позволили причинить себе боль, так что тебе не нужно беспокоиться о таких идиотах… — она замолкает, глядя в зеркало заднего вида, а затем ударяет по рулю, ругаясь по-русски.

Я оглядываюсь и нахожу несколько машин у нас на хвосте.

— Ублюдок! — Мама сильно бьет по тормозам, когда перед нами горизонтально проносится машина и останавливается.

Я падаю вперед, только ремень безопасности удерживает меня на месте. Трое мужчин выбегают из машины, и прежде, чем я успеваю понять, что происходит, обе наши двери распахиваются. Двое из них выдергивают маму из ее кресла, в то время как Павел, старший охранник отца, отстегивает мой ремень безопасности и выводит меня, гораздо более мягко, чем другие охранники обращаются с мамой.

Павел заставляет меня остановиться перед ним, положив руки мне на плечи, когда мы стоим между маминой машиной и той, которая нас заблокировала.

Она борется с охранниками, которые ее задерживают, ругаясь на смеси русского и английского. Она пытается пнуть их острым каблуком своей туфли, но они усмиряют ее.

Я нахожусь в нескольких футах от них, все еще в объятиях Павла. Не то чтобы я собирался уходить или даже имел представление о том, куда идти.

Папа заходит сбоку. Хотя мама высокая женщина, он выше и более энергичный, и у него хмурое лицо, которое никогда не меняется. Я могу сосчитать, сколько раз в своей жизни я видел, как он улыбается, и это происходит только тогда, когда он со своими друзьями — братвой.

Как только он подходит к моей борющейся маме, она плюет ему в лицо.

Он поднимает руку и ударяет ее по щеке так сильно, что ее голова откидывается назад, а из нижней губы брызжет кровь. Она спускается по светлой коже ее подбородка к изящной длинной шее.

Я вздрагиваю, мне все еще не нравится, что он бьет ее. Он никогда не делал этого с тетей Анникой, по крайней мере, когда я был рядом. Но он всегда становится жестоким с мамой.

— Глупая сука. — Папа вытирает лицо салфеткой. — Я знал, что от тебя будет больше неприятностей, чем пользы.

— Пошел ты, Георгий! — рычит она, пытаясь пнуть его, но это заканчивается в воздухе, потому что охранники держат ее в заложниках.

— Пошел я? Я? Пошла ты, Доминика, и все те неприятности, через которые ты меня заставила пройти с тех пор, как я женился на тебе. Я же говорил тебе не вмешиваться в дела братвы. Я же говорил тебе держать свой коварный ум при себе. Но что ты сделала? Ты встречалась с итальянскими капо и их женами за моей спиной и за спиной Николая. Неужели ты думала, что мы никогда, блядь, этого не узнаем?

— Я сделала это, чтобы дать тебе власть, ты, гребаный мудак! Николай старомоден, и ты мог бы быть сильнее его, лучше его.

— Он мой Пахан! Никто не замышляет переворот за спиной своего Вора. Это не так, черт возьми, работает, как я говорил тебе миллион раз. Любое предательство карается смертью.

— Никто не накажет тебя, если ты будешь чертовым лидером!

— Но я не лидер. — Он глубоко вздыхает. — Ты предала меня и братство, Доминика.

— Нет. — Она извивается и борется, брыкается и кричит.

Я ненавижу эту сторону мамы. Я всегда знал, что она больше, чем жизнь, и к тому же сильнее. Иногда прямо-таки ненавистная. Я никогда не прощу ее за то, что она забрала тетю Аннику, но мне также не нравится видеть ее такой беспомощной и не имеющей выхода.

— Ты не можешь так поступить со мной! Я мать твоего сына!

— Это не освобождает тебя от наказания. — Папа достает пистолет и показывает им на своих охранников. — Поставьте ее на колени.

Мужчины толкают ее вниз, пока ее колени не касаются земли, ее туфли издают навязчивый звук по бетону, когда она бьется.

— Нет! Не надо! Ты выбираешь Николая, а не меня?