Мой муж стоит напротив меня, прямо перед моей киской, расстегивая рубашку. Твердые выступы его груди обнажаются с каждой пуговицей, пока материал не распахивается. Он срывает ее со своего тела и бросает рядом с собой.
Я получаю неограниченный обзор его обнаженной груди и татуировок на рукавах, которые всегда сводят мои нервы в кучу.
Мышцы его живота пульсируют, и я хочу сжать бедра вместе, но не могу из-за своего положения.
Адриан снимает ремень, но не штаны, затем обматывает кожу вокруг сильной жилистой руки и подходит к краю кровати.
Или, скорее, он крадется, как гигантская кошка, нацелившись на добычу, которую нужно сожрать. Тысячи мурашек пробегают по моей коже, и мучительное предвкушение заставляет мой язык прилипнуть к небу.
— Что ты собираешься со мной сделать?
Его пепельные глаза наслаждаются моей наготой, когда он говорит со скрытой небрежностью.
— Как ты думаешь, что я буду делать?
— Накажешь меня?
— Изменщики заслуживают большего, чем просто наказания.
— Я не изменщица.
Его ремень просвистел в воздухе, прежде чем опуститься на мои затвердевшие соски. Я кричу, звук эхом отдается в тишине, когда жгучая боль взрывается в моих чувствительных вершинах.
Святое. Дерьмо.
— С каждой ложью, слетевшей с твоих уст, я буду тебя пороть.
— Я
Он снова шлепает меня по груди, и я плачу, но на этот раз жало не остается на уровне поверхности, вместо этого становится глубже и темнее, чтобы достичь больной, искривленной части меня, к которой может прикоснуться только Адриан.
Рыдание вырывается из моего горла, и я задыхаюсь.
— Я не…ааа…
Мой голос прерывается, когда он снова хлещет меня. Я подрываюсь на кровати, но веревки снова тянут меня вниз, мешая мне сбежать. Мои соски кроваво-красные, а на груди розовые рубцы.
Адриан скользит кончиком ремня по тугому бутону, и я выгибаю спину. Толчок удовольствия пронзает меня и оседает у основания моего живота. Равное количество удовольствия и боли проносятся через меня одновременно. Я в бреду, рыдаю и умоляю о большем.
— Он трогал эти соски, Лия?
— Нет… клянусь…
— Кому принадлежат эти соски?
— Тебе, — сдавленно пробормотала я.
Его ремень снова опускается на них.
— Я не расслышал.
— Тебе! — кричу я.
— Правильно. — Его ремень скользит вниз по ложбинке моего живота, и я напрягаюсь, втягивая воздух и всхлипывая сквозь слезы, которые оставляют горячие полосы на моих щеках и шее.
У Адриана есть способность превратить меня в беспорядок одним прикосновением. Это безумие, как сильно он настраивает мое тело против меня, а затем заставляет меня наслаждаться его порочностью.
Даже жаждать этого.
— Когда у тебя начался роман, Лия?
— Я не… не было никакого романа… А-а-а… — Мой голос обрывается на крике, когда его ремень касается моего живота.
— Давай попробуем еще раз.
— Я никогда… никогда…
Я выгибаюсь на кровати, мои глаза наполняются слезами, пока мое зрение не затуманивается, но я встречаюсь с его взглядом лицом к»
— Ты можешь забить меня до смерти, но я не лгу… Я никогда не смотрела ни на кого, кроме тебя.
— Никогда не смотрела ни на кого, кроме меня? —
К тому времени, как он заканчивает, я уже плачу и рыдаю. Любой звук, который я издаю, прерывается силой моих рыданий. Мои бедра дрожат, соски пульсируют, и странное состояние болезненного возбуждения охватывает все мое существо.
— Адриан… пожалуйста… остановись…
— Ты единственная, кто может остановить это, дав мне то, что я хочу. Прекрати, черт возьми, защищать его.
— Я… Я не защищаю его.
— Тогда почему ты отказываешься сказать мне, кто он такой?
— Это потому, что он опасен… Я… Я не хочу, чтобы ты пострадал.
Он смеется, звук резкий, невеселый, и дергает за струны моего сердца.
— Ты уже много раз это делала, Леночка.
— Ты причинил мне боль… — Я всхлипываю. — Ты сокрушил меня, когда я узнала, что ты женился на мне только для того, чтобы использовать меня против моего отца.
Его ремень останавливается в долине моих ног.
— Я когда-нибудь использовал тебя?
— Ты мог бы. Я жила в чертовом беспокойстве, ожидая, что ты сделаешь это в любое время.
— Отвечай на вопрос. Я, черт возьми,
— Нет…
— Нет.
У меня отвисает челюсть, и, хотя мне трудно сосредоточиться на его словах из-за боли и постоянного возбуждения, терзающих мое тело, я позволяю им просочиться в мое сознание.
— Ты… ты следил за мной?
— Да, за несколько месяцев до нашей встречи. Так что, если бы я хотел использовать тебя, чтобы сблизиться с Лазло, я бы сделал это примерно в то же время.
— Почему ты этого не сделал?
— Потому что ты стала, черт побери, моей.