Погодная Война

Вокруг Сарафи крутился Марк. Он напевал незатейливый мотивчик и одухотворенно пританцовывал в честь открытия нового вида мициков. Сарафи стоял неподвижно уже пять минут. Марка это насторожило. Он решил подбодрить своего новоиспеченного и единственного родственника.

– Фармак умрет, – старательно закупоривал пробирку Марк. – По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Сарафи кивнул, не отрываясь от сражения. Вдруг Марк прекратил танцевать и отложил результаты успешной работы на парящую платформу, следовавшую за ним повсюду. Он выключил «нимб», как он называл осветительный прибор над своей головой, и подошел к отцу.

– Профессор, – робко сказал он. – У меня к вам просьба…

– Да, – резко перевел взгляд на Марка Сарафи.

– Тут такое дело. Вы ведь хорошо знаете психологические особенности людей, их эмоциональную нестабильность и вообще.

– Марк, ты можешь говорить со мной как с человеком. Ты ведь знаешь, что декифы обладают эмпатией, она развита у нас больше, чем у остальных зируанских рас. Я пойму, даже если это будет совсем странно.

Марк подошел к Сарафи совсем близко и обнял его. Сарафи пошатнулся от неожиданности.

– Марк, – медленно произнес он, голос его внезапно задрожал, и на старого ученого обрушилась такая тоска, что он чуть было не взвыл. Затем Сарафи почувствовал одиночество, ему показалось, что он остался единственным выжившим на Земле после Погодной Войны. После этого он почувствовал вину за смерть Наташи, матери Марка. Спустя еще долю секунды ему стало жутко, и начался приступ паники. Сарафи овладел страх, и заныло где-то в районе груди. Что же он натворил? Зачем он ждал подходящего случая, чтобы забрать сына с Земли? Почему не телепортировал его на Зир еще в 1997 году, когда его исключили из КГУ? Для чего он хранил тайну о родстве почти семьдесят лет?

Лавина мыслей захлестнула старого ученого, все это показалось ему настолько мелким, ненужным, лишенным смысла, и он понял, что мог потерять Марка навсегда. Сарафи попытался что-то сказать сыну, но заговорил Марк:

– Людям нужно, чтобы их обнимали. В этом суть родства. Вот в этом…

Марк зажмурился и еще крепче обнял отца.

– Марк, прости меня.

– Все нормально, просто, – Марк отпустил Сарафи и отошел на прежнее расстояние, – просто я думал, что захочу убить тебя, когда познакомлюсь. Но я этого не хочу… То, что ты живой, надо ценить.

– Марк… – ученый протянул ему руки, но Марк отстранился.

– Все нормально, – снова сказал он и добавил: – Пойду к команде. Они ждут. Расскажу об открытии.

Сарафи кивнул. Волна эмпатии прошла. Глаза, которые до этого были покрыты сетью лопнувших капилляров от вековой ненависти к Фармаку, стали излучать спокойствие. Ученый вернулся к монитору, а Марк пошел к команде, которой руководил. Руководство его заключалось в том, что он раздавал своим подопечным небольшие задания, а результаты экспериментов обрабатывал сам. Появлялся в коллективе он редко, так как давно привык работать один. Сегодня был особый случай – новый вид мициков. Такого рода открытия – достойная причина выхода из зоны комфорта.

Марк жил на Зир давно. Он уже здесь освоился, завел пару друзей, но все равно предпочитал одиночество, как, впрочем, и Кира в своем Зирульоне, о которой он старался не говорить. Очень старался, и это у него хорошо получалось, а вот не думать не получалось. Каждый день, если он полностью не был загружен работой, он или вспоминал их общее прошлое, или наблюдал за ее настоящей жизнью. К этому Марк тоже привык.

Время на Зир текло совсем по-другому. Он мог несколько недель, даже месяцев находиться в лаборатории без чувства голода и усталости. Поначалу он удивлялся этой особенности восприятия времени, но потом перестал ее замечать, как и свою изменившуюся внешность. Уши стали чуть больше и заострились, усилились все основные чувства – зрение, слух, обоняние, осязание, вкус – и остальные, второстепенные, включая эмпатию, от чего Марк очень страдал первое время. Нос стал инстинктивно морщиться при виде зируанцев, а зрачки расширялись до невероятных размеров и сужались до микроскопических при малейших колебаниях освещения. Но что Марка поразило больше всего, он стал видеть электромагнитное зируанское излучение, так называемые зируанские поля. Вот и получилось так, что Марк стал похож на декифа.

Сарафи дотронулся до сенсора транслятора сигнала на Поле в Овраге Павших. Он помедлил пару секунд, убедился, что Ладья подмяла под себя все, что могло издалека напоминать ему о Генерале, настроил громкость и подошел к парящему микрофону.

– Остановите бой. На Поле Генерал Фармак, – произнес он то ли гордо, то ли трусливо. Еще страшась наказания Лидера, он не хотел признавать факт убийства. Декифы были мирной расой, но то, что сотворил с Землей Фармак, Сарафи простить не мог. Он даже был готов понести наказание за это, но надеялся на логичность Лидера планеты и Гильдию. Фармак был головной болью и для Земли, и для Зир, а поскольку он хорошо знал этого военного фанатика, то твердо был уверен в том, что останавливаться Фармак в своих злодеяниях не собирается.