Погоня

Большая удача однако лишила Почтеннейшего самообладания, а следовательно, самой способности к здравым суждениям, лишила выдержки и осмотрительности. Заручившись надежным средством успеха, Почтеннейший замельтешил, не зная, за что хвататься и с чего начинать. Давно оторванный от придворной жизни, от последних новостей и сплетен, Почтеннейший не понимал, где искать государя. Действительно ли он в Вышгороде, как настаивает молва, или это своего рода, так сказать, вызванное высшими государственными соображениями преувеличение? Тревога гнала кота, заставляла его петлять, шнырять под заборами, выбирая для бегства самые зловонные, заросшие крапивой и колючками пустыри.

Палку с волшебным камнем кот закопал в темных и сырых, как лес, зарослях чертополоха на мусорном берегу Серебрянки и уже через полчаса, пробираясь кружными путями по заросшим ложбинам, по скользким от дождя глинистым крутоярам, он поднялся на гору к воротам кремля.

На голых подступах к цепному мосту, среди скал негде было укрыться от соглядатаев, чтобы осмотреться и разведать настроения стражи. Почтеннейший достаточно хорошо представлял, что значит потревожить вопросом ничего себе не подозревающего, не подготовленного к встрече с разумным котом обывателя — как это неосторожно; выбирать однако не приходилось. Зуд нетерпения и какая-то умственная растерянность заставляли многоопытного кота лезть напролом, не спросясь броду. Высмотрев попутную повозку, которую тянули измученные долгим подъемом лошади, кот забежал между колесами и под этим прикрытием благополучно миновал гулко стонущий над пропастью мост. У въезда в башню стража остановила упряжку для досмотра, и кот, разбирая людей по ногам, вдруг с тяжкой душевной оторопью обнаружил за сапогами и штанинами в темном нутре проездной башни патлатую зубастую морду… И вторую.

Сторожевые собаки!

К несчастью, занятый совсем другими заботами, не помышляя ни о каких собаках, Почтеннейший вертел в уме, выискивая наиболее изящные и доходчивые в то же время обороты, обращение к стражникам, к самому главному десятнику, по возможности. «Простите, любезнейший, будьте так добры, можно ли вас на два слова?» — складывал он, перебирал так и эдак заветные слова и в нешуточном умственном расстройстве запоздало спохватился, что пора тикать.

Огромный дурной пес по свойственной этому гнусному племени обычаю только глянул. Он не сделал даже попытки разбираться в возникших при виде кота чувствах или выказать свои намерения предварительным рыком, своего рода благородным предупреждением: иду на бой! Он только глянул и уж тогда, прежде осознанного побуждения, знал, что сейчас будет, словно это «будет» висело над собаками и котами непостижимым роком. Пес рванул, как-то сразу всеми четырьмя ногами бросившись диким скачком вперед. Тележное колесо спасло в этом миг погруженного в несвоевременные размышления кота — пес должен был броситься в сторону, чтобы обогнуть препятствие — в тот же миг Почтеннейший уже летел через мост, вниз по дороге, не чуя под собой ног и в груди сердца, с расширенными глазами, словно глазами он пожирал стремительно, как обвал, прянувшее на него пространство — повороты, камни, скалы и небо.

И все ж таки оглянулся в этом умопомрачительном разлете — тотчас шарахнулся, увертываясь от клыков, — огнем обожгло бок. Кот заметался и вот уж, не помня себя, сиганул в пропасть.

Кувыркаясь по каменистым осыпям, в мгновение ока соскользнул он в облаке щебня и грязи на двадцать и на сорок саженей вниз… И очухался, весь измордованный, обескураженный, изумленный, но живой. Собака неведомо куда исчезла — то ли удержалась на краю пропасти, то ли, напротив, нигде не задержавшись, прокатилась с ужасным шорохом еще дальше и, свернув себе голову, упокоилась у подножья горы. Исчезли и дорога, и мост, величественные стены Вышгорода, ничего не осталось, только мокрые камни скалы и корявый кустарник.

Ближайшие дни не принесли перемен к лучшему. Почтеннейший перепрятывал несколько раз украденные у пигалика сокровища — все больше по ночам, и прятался сам, выбирая для ночлегов чердаки заселенных крысами трущоб, где крыши в частых, как раз на кота, прорехах. Не заметно было, впрочем, чтобы пигалик пытался преследовать похитителя. Да и не мудрено — пойди отыщи пронырливого кота в полном лазеек, проходных дворов и помоек городе! Так что, почитая себя на этот счет в безопасности, Почтеннейший тихо презирал раззяву пигалика за ротозейство. В то же время новые и новые затруднения на пути к Рукосилу-Могуту лишь увеличивали раболепное восхищение будущим властелином, которое предусмотрительный кот уже начинал воспитывать в себе и лелеять.